– Я знаю его, – сказал я. – Он разрушен.
Махт промолчал, но кинул на меня такой взгляд, словно я был чужаком…
Побледневшая Вирджиния очень тихо сказала:
– Идем.
– Но зачем? – спросил я. – Зачем?
– Глупец, – ответила она. – Если у нас нет Бога, то хотя бы есть машина. Это единственная вещь в мире или вне его, которой не понимает Инструментарий. Быть может, она предсказывает будущее. Может, это не-машина. Она определенно из другого времени. Ты можешь ею воспользоваться, дорогой? Если она скажет, что мы – это мы, значит, мы – точно мы.
– А если нет?
– Значит, нет. – Ее лицо потемнело от скорби.
– Что ты хочешь сказать?
– Если мы – не мы, значит, мы лишь игрушки, куклы, марионетки, созданные лордами, – ответила она. Ты – не ты, а я – не я. Но если Абба-динго, знавшая имена Пол и Вирджиния за двенадцать лет до того, как все это случилось, если она скажет, что мы – это мы, мне будет плевать, предсказательная ли это машина, или бог, или дьявол, или еще что. Мне будет плевать, но я буду знать правду.
Что я мог на это ответить? Махт шел впереди, Вирджиния – за ним, а я замыкал процессию. Мы покинули залитую солнечным светом «Скользкую кошку»; когда мы выходили, начался легкий дождь. Официант, сейчас похожий на робота, которым он и являлся, смотрел прямо перед собой. Мы пересекли границу подземного уровня и спустились на скоростную автостраду.
Вышли мы в районе дорогих домов. Все они были разрушены. Деревья проросли в здания. Цветы бушевали на лужайках и в распахнутых дверях, пылали в лишенных крыш комнатах. Кому нужен дом на открытом пространстве, когда население Земли сократилось настолько, что города пустовали?
Один раз мне показалось, что я заметил семейство гомункулов, в том числе детей, смотревшее на меня, когда мы шагали по мягкой гравийной дороге. Возможно, лица, померещившиеся мне возле дома, были фантазией.
Махт молчал.
Мы с Вирджинией шли рядом с ним, держась за руки. Я мог бы радоваться этой странной экскурсии, однако ладонь моей спутницы крепко вцепилась в мою. Время от времени Вирджиния прикусывала нижнюю губу. Я знал, что для нее эта прогулка имеет большое значение; что это паломничество. (Паломничеством называли древний поход в какое-то могущественное место, очень полезный для души и тела.) Я не возражал против того, чтобы присоединиться к ним. Наоборот, они не смогли бы остановить меня, когда решили покинуть кафе. Но я мог не воспринимать это всерьез. Ведь так?
Чего хотел Махт?
Кем был Махт? Что за мысли посетили этот разум за последние две недели? Насколько он опередил нас в новом мире опасностей и приключений? Я ему не доверял. Впервые в жизни я испытывал одиночество. Всегда, всегда, до нынешнего момента, стоило мне подумать об Инструментарии, как на ум сразу приходил некий вооруженный до зубов защитник. Телепатия ограждала от всех опасностей, исцеляла все раны, помогала продержаться отведенные нам сто сорок шесть тысяч девяносто семь дней. Теперь все изменилось. Я не знал этого человека, но полагался на него, а не на силы, хранившие и защищавшие нас.
Мы свернули с разрушенной дороги на широкий бульвар. Мостовая была такой гладкой и плотной, что на ней ничего не росло, за исключением тех мест, где ветер нанес небольшие кучки почвы.
Махт остановился.
– Это Бульвар Альфа-Ральфа, – сказал он.
Мы в молчании смотрели на дорогу забытых империй.
Слева от нас бульвар скрывался за пологим поворотом и вел далеко на север от города, где я вырос. Я знал, что на севере есть еще один город, но забыл его название. К чему мне его помнить? Вряд ли тот город отличался от моего собственного.
Но справа…
Справа бульвар резко шел вверх, подобно пандусу, и исчезал в облаках. На самом краю линии облаков виднелись следы катастрофы. Я не был уверен, но мне казалось, что некие невообразимые силы порвали бульвар в мелкие клочки. Где-то за облаками скрывалась Абба-динго, место, где были ответы на все вопросы…
По крайней мере, так считали мои спутники.
Вирджиния прижалась ко мне.
– Давай вернемся, – сказал я. – Мы городские люди. Мы ничего не знаем про руины.
– Возвращайся, если хочешь, – ответил Махт. – Я лишь пытался сделать вам одолжение.