– Убийство этой Анны Сергеевны еще доказать надо.
– Ерунда. Если у него хвост в дерьме, он согласится. Одно дело – организация квартирного налета, которую действительно трудно доказать, а другое – собственноручное исполнение убийства в корыстных целях. Главное, что у нас на него есть отличный крюк.
– Ага, Бражник – такой маленький, глупенький мальчик, что тут же расплачется, попросит поставить его в угол и поклянется, что больше не будет. Так он и поверит, что мы его отпустим. Иди, дорогой. Бог с ней, с Анной Сергеевной, мы понимаем, ты не хотел, ты не специально… Она сама виновата, сказала, где деньги хранятся. Зато ты нам с Антоном помог… Спасибочки, эти песенки для малолеток годятся, да для кино про шпионов и милицию.
– А ты что предлагаешь? – возмутился Паша. – Только и знаешь, что критиковать. Тоже мне, Белинский!
– Я предлагаю не спешить, – ответил критик Белкин. – Нотариус к Бражнику не побежит, он не самоубийца. Я лично думаю, что Вадим Семенович не случайно поехал проведать дачницу. Знание лишней гадости о компаньоне не помещает. Как там дальше судьба обернется? Вдруг заминка в дружбе приключится? Так мы дружбу восстановим. Методом горестных воспоминаний.
Я предлагаю сегодня убедиться в подлинности истории с дачей. Связаться с местным отделением, еще раз поговорить с соседями, найти по возможности знакомых этой Анны Сергеевны. Кто-то с ней должен был общаться? Работа, подруги. Вдруг все окажется лажей, а мы будем Бражника грузить? Один день роли не сыграет, тем более вы отчаливаете.
– Колька с Лешей на чердаке?
– Там, вчера звонили. Пускай сидят. Чем больше наснимают, тем лучше.
– Хорошо, – окончательно решил Петрович, – копайте. Бражника действительно рановато снимать. Тем более вдвоем. Да еще, не дай Бог, новое убийство. Паша, пошли, нам по пути. Давайте, мужики, пока. Я дома, если что – звоните.
– Я тоже дома. Правда, жениться сегодня хотел, так что просьба по возможности не тревожить.
– Валяй.
Когда компания уменьшилась вдвое, Вовчик повернулся к Казанцеву:
– Ну что, старый, поработаем во благо ближнему? Хороший Бражник – сидящий Бражник. Эх, что ни говори, а люблю я это дело.
– Сатрап ты, Вовчик. Душегуб.
– Нет, Казанова. Я, как говорили в коммунистические времена, человек с обостренным чувством справедливости. Так оно у меня обострено, что порезаться можно. Поострее опасной бритвы будет. Ну что, готов? Погнали.
Узкие проходы между высоченными стеллажами книг чем-то напоминали лабиринт. Назад бы выбраться.
Вовчик поднял глаза. Впечатляет. Неужели есть тот, кто все это осилил? Однотонные, строгие корешки подчеркивали серьезность и мощь хранящейся здесь литературы. В книжных магазинах, пестрящих красочными, броскими обложками, такого не увидишь.
– Сюда, молодой человек. Несколько шагов вперед, тяжелая темно-зеленая ширма, маленький кабинет-уголок.
– Присаживайтесь. Вот стул, снимите рулоны.
Белкин бросил взгляд на круглый стол: стопка книг, две раскрыты. Вроде с картинками. Красиво.
– Можно?
– Да, Владимир, пожалуйста. Это Данте. Хорошие иллюстрации, правда?
– Ничего. Фантастика?
– Что вы?! «Божественная комедия». Не читали?
Белкин пожал плечами:
– Я все больше по юридической линии. УК, УПК.
– Очень советую. Философия непревзойденной глубины. Непременно прочитайте. Изумительнейшая вещь.
Вовчик положил книгу. С земными бы делами разобраться.
Женщина присела на второй стул:
– Я не знаю, смогу ли вам чем-нибудь помочь, Владимир. Анна была очень скрытной женщиной.
– Заведующая сказала, что с вами она поддерживала наиболее близкие отношения.
– Просто у нас отделы рядом. Но, пожалуй, Да-с другими она была менее близка, хотя проработала здесь более пятнадцати лет. Что я могу сказать? Несомненно, очень образованная женщина. Четыре языка, поистине энциклопедические знания, но в обыденной жизни, наоборот, человек до обидного наивный и где-то даже неприспособленный. Вы говорите, что она продала дачу? Собиралась в Америку? Дача, да, действительно у нее была. Но я думаю, за помощью она обратилась бы к кому-нибудь из нас, если б захотела ее продать. Это ведь нешуточное дело, а с ее-то жизненной наивностью…
