– Может, еще посадим.
– Ладно, орлы. – Белкин поднялся с дивана. – Дерзайте, а я – домой. На ночь не оставайтесь, я один завтра не собираюсь отдуваться.
Вовчик сдал цепь и кольца Таничеву, надел свою потертую кепочку и вышел.
– Ну что, потрудимся, господа? Паша, приведи-ка сюда некоего Вадима Семеновича.
Утром следующего дня Свиристельского выпустили. Уходил он с чувством искренней благодарности и безо всякого желания бежать куда-либо жаловаться о незаконном задержании почти на сутки и ночном допросе.
Таничев с Гончаровым, оставшиеся в кабинете отдела на ночь, ни разу не дали Вадиму Семеновичу отклониться от заданного курса. При малейшем повороте Паша вставал с места, и этого было вполне достаточно для дальнейшего движения по прямой. Господину нотариусу очень не хотелось отпиваться парным молоком, мочиться кровью и терять зубы. К тому же обещанная в конце прямой свобода позволяла быстрее вспоминать о своих проделках. А проделок было не так уж и мало. Но ребят интересовал только Бражник, поэтому на остальное они закрыли глаза.
Бражнику Вадим Семенович заверил порядка пятнадцати долговых расписок. По признанию нотариуса, расписки были официальным прикрытием самого обычного вымогательства. Должниками в основном являлись мелкие предприниматели, жертвы дорожно-транспортных происшествий, нечаянно задевшие своим «ведром» дорогую «фирму», и люди, типа Белова, бравшие в долг большие суммы.
Оформлялись документы с одной-единственной целью – придать процессу вышибания денег статус гражданско-правовых отношений. На случай вмешательства милиции. Естественно, в суд с этими расписками никто не ходил; потерпевшие, многие из которых даже не подозревали, что оказались таковыми, предпочитали не связываться с «легионерами» «Центуриона». Поэтому расставались со своими квартирами, машинами, дачами, наличными и при этом радовались, что легко отделались.
Процесс был поставлен с размахом, Вадим Семенович не один работал на «Центурион». Что же касается Белова, то тут он был уверен: Андрей – очередная жертва. Бражник напрямую причастен к налету, но исполнителей Вадим Семенович назвать не может, потому что сам не знает. Уверенность его была основана на характере действий Бражника, хотя открыто тот ничего нотариусу не говорил.
Под утро, очевидно, сообразив, что все равно наговорил слишком много, Свиристельский вспомнил еще про один маленький фактик из жизни юрисконсультанта. Чего уж там. Тем более товарищ Таничев пообещал использовать всю полученную от нотариуса информацию без упоминания имени последнего, а если такая возможность будет исключена, то и вовсе не задействовать сведения.
Фактик был очень любопытным. Летом этого года Бражник прикупил дачу на Карельском перешейке. Сделка оформлялась через Свиристельского. Женщина получила от Бражника двадцать тысяч долларов наличными, после чего написала генеральную доверенность. Она собиралась эмигрировать в Штаты, где жили все ее родственники. Кроме дачи, она планировала продать еще и квартиру.
Спустя пару недель у Бражника появляется новый «Опель». Терзаемый смутными сомнениями, Вадим Семенович съездил к Анне Сергеевне – так звали женщину, – но обнаружил лишь опечатанные милицией двери. Из беседы с соседями выяснилось, что хозяйка покончила жизнь самоубийством путем повешения на дверной ручке. Про проданную дачу соседи ничего не знали, потому что Анна Сергеевна слыла человеком скрытным и осторожным.
Фактик этот насторожил нотариуса, особенно когда тот вспомнил, что Бражник был в довольно хороших отношениях с покойной и вполне мог знать, где спрятаны деньги.
После этого жуткого рассказа Свиристельский был выпущен операми на свободу и исчез в туманной пелене питерского утра.
Дождавшись смены в лице Казанцева и Белкина, Таничев и Гончаров поделились с ними полученными данными, после чего быстренько состоялся очередной военный совет.
– Учтите, коллеги, в нашем случае в чистом виде присутствует эксцесс исполнителя. Антона изначально не собирались убивать. Он сам вмешался. С Бражником можно очень хорошо поиграть на этом. Или сдавай исполнителей, можно без протокола, или мы даем ход дачной истории, – рассуждал Гончаров, сопровождая свою речь активной жестикуляцией.
