Открыв ее, я начала продираться сквозь мелкий шрифт. Дело оказалось нелегким. В Энсеймине мы все говорим на обычном тормалинском. Этот же текст был на Старом Высоком наречии — языке, связующем Империю. Я хмурилась над странно произносимыми словами, пытаясь разобрать знаки интонации над строками. Вконец утомившись, зевнула и потерла глаза. Это было слишком трудно, поэтому я ограничилась тем, что просмотрела названия разделов: «Об астрономии», «О математике», «Об очистке руды», «Об окулизме», «О фармакопее», «Об искусстве красноречия».
Ничего интригующего. Не знаю, как скоро я заснула, но когда пробудилась от тихого стука в дверь, небо за окном было расцвечено нежно-розовыми и оранжевыми красками.
— Ливак? Это Харна. Я иду звать всех на ужин. Ты придешь?
— Да, спасибо. Буду через минуту.
Спускаясь по лестнице, я услышала на кухне голоса Шива и Дарни и остановилась послушать, о чем они говорят.
— Мне не нравится, что она сама принимает решения, — ворчал агент.
— Ну, вряд ли она могла прийти и получить наше одобрение. Старик заметит, что вещица исчезла, не так ли? А раз исчезли еще и книги, то Стража подумает, будто это было случайное ограбление, кто-то пытал счастья. Отшельники вроде него всегда слывут скопидомами. Готов поспорить, половина города уверена, что старик сидит на потайных сундуках с имперскими марками. Если повезет, они решат, будто кто-то вломился и схватил первое, что показалось ценным.
— По-твоему, она заранее все это продумала? А сколько в Дриде найдется тех, кто знает цену этим книгам? — В тоне Дарни слышалось презрение.
— Кому какое дело? Ей хватило ума понять, что эти книги могут пригодиться, а ведь Джерис рассказал лишь половину истории.
— Для нее и этого много. Помни, она — воровка, и это все, для чего она нам нужна.
— Я не согласен, — спокойно, но твердо возразил Шив. — Она умеет воровать, но при этом еще и быстро соображает. Чем больше она будет знать, тем больше у нас шансов, что она найдет нечто такое, что мы наверняка упускаем. Планир велел использовать любые средства, какие только сможем найти.
Я скривилась в темноте. Хотелось ли мне глубже влезать в это? В конце концов, здесь какая-то интрига магов. На меня снова повеяло запашком от тех горячих углей, о которых я уже начала забывать. С другой стороны, дельце сулило неплохую выгоду: половина стоимости той чернильницы — уже приличная кучка денег. Информация тоже имеет ценность.
Ответ Дарни прервался грохнувшей дверью и детским гомоном. Я громко потопала на месте, затем шумно спустилась к ним.
Еда была превосходной и обильной. Харна определенно имела большую практику, так как, помимо нашей группы и своих семерых детей, она кормила еще двоих мужчин — как я поняла, наемных работников Травора в гончарне. Если Острин вдруг снова решит прикинуться смертным и ходить по домам, проверяя гостеприимство, Харне не о чем беспокоиться, разве лишь о том, что божественный гость поселится у нее надолго. Работники поели, поблагодарили ее и ушли к себе, а Харна начала грозить детям постелью.
— Ну можно мы посмотрим, как Джерис делает фокусы? — попросила старшая девочка, умоляюще распахнув голубые глазенки.
— Я с радостью, — предложил Джерис.
Харна улыбнулась.
— Только недолго.
Она принялась убирать со стола, а Джерис тем временем удивительно ловко крутил в пальцах монетки, заставляя их исчезать, а затем появляться из ушей малышки. Поборов искушение присоединиться к нему, я повернулась к Шиву.
— А ты не боишься, что те двое будут сплетничать за элем о странных гостях своего мастера? — Я показала на дверь, закрывшуюся за работниками. — Харна сказала, вы часто бывали здесь после Равноденствия.
Шив отпил меда, который удался Травору на славу, и покачал головой.
— Они не станут болтать.
— Ты так уверен? — Я даже не пыталась скрыть скептицизм.
— Абсолютно. — В его голосе не было и тени сомнения.
Я сама удивилась, поняв, что верю ему.
— Шив, Шив, сотворишь нам иллюзию?
Поперхнувшись медом, я уставилась на мальчугана, который это спросил.
— Харна?
— Ладно уж.
Хозяйка улыбнулась и налила воды в большую плоскую чашу. Шив потер руки, и зеленый магический свет засиял вокруг его пальцев. Мои глаза, должно быть, стали такими же круглыми, как у детей, когда в чаше появились пруд, берега, заросшие травой и камышом, и желтеющие на воде кувшинки.
