И я не мог не заметить — Боже, как же сложны и противоречивы человеческие эмоции! — что плечи его согнулись, будто от тяжелой ноши, но глаза блестели от сознания власти, которой он сейчас пользовался.
— Дело в том, — сказал Харгривс с улыбкой, не отводя глаз от Фэрранта, — что истории о Тернере теперь денег стоят. Один джентльмен за них звонкой монетой платит. Мистер Фэррант хочет сказать, что коли вы желаете знать, так доставайте кошелек…
— Нет! — взревел Фэррант так громко, что шум в комнате внезапно затих, и все повернулись к нам. — Это мне неважно. Я хочу, чтоб все факты были верны, это раз; и два — чтоб никто о них не знал, пока книга не будет опубликована. Это первое правило войны — не выдавать секретов врагу.
— Какому врагу? — спросил я.
Фэррант ответил не сразу, задумчиво глядя перед собой. После паузы он резко повернулся ко мне и сказал:
— У Тернера были влиятельные друзья.
— Верно… — начал я.
Но Фэррант уже собирался выходить, натягивал пальто и искал палку.
— Да ладно, — сказал я и тронул его за руку, — не уходите, давайте я вас угощу.
Он смахнул мою руку и резко мотнул головой:
— Спокойной ночи.
Я почувствовал, что истина ускользает у меня из рук, и с трудом удерживался оттого, чтобы не схватить его за потрепанный рукав и не заставить сесть обратно — но я знал, что ничего этим не добьюсь. Если он уже не рассердился на меня (а его, похоже, разозлил скорее Харгривс, чем я), то скоро рассердится, если я буду настойчиво его удерживать. Пока он бесконечно долго собирался, мне оставалось только глядеть в огонь и обмениваться смущенными ухмылками с Харгривсом. Наконец он застегнул последнюю пуговицу и, не сказав больше ни слова, величаво двинулся к двери.
— Угостить можете меня, — сказал Харгривс, когда Фэррант отошел достаточно далеко, — и я вам расскажу, что знаю.
— Про джентльмена?
На лице его появилось мрачное озадаченное выражение тугодума, который подозревает, что над ним смеются.
— Какого джентльмена?
— Который хорошо платит за истории про Тернера.
— А, про этого!
Такого он явно не ожидал. Глядя, как он пытается сообразить, зачем мне это, я испугался, что слишком далеко зашел и выдал себя. Поэтому я поспешно сказал:
— Я ради племянника спрашиваю. Он бы мог ему рассказать пару баек.
— А, понимаю!
Он улыбнулся и кивнул, и на мгновение я думал, что он все расскажет, потому что он бросил на меня хитрый взгляд искоса, словно говорил: «Я тебя понимаю, ты человек бывалый, как и я», — и я принял это за прелюдию к деловому разговору. Но он внезапно отвернулся и сказал:
— Не стану вас обманывать, я знаю только то, что Джек Фэррант мне рассказал, а этого мало.
— А звать его как?
Харгривс только покачал головой.
Я выругался про себя. Может, это Торнбери? Такая версия казалась наиболее вероятной, но она не объясняла письма Фэрранта ко мне. Автор, конечно, может заплатить за полезную информацию, но вряд ли он станет платить за то, чтобы сообщать информацию сопернику. Или был кто-то еще? Или Фэррант услышал обо мне от Дэвенанта или Джорджа Джонса (разве в его письме не упоминались оба их имени?) и написал по своему личному побуждению? Я бы с радостью дал пятьдесят фунтов за ответ на этот вопрос, хотя и знал, что вслух об этом говорить не стоит. Но мои чувства, похоже, отразились на лице, потому что не успел я заговорить, как он возбужденно продолжил:
— Но я вам кое-что другое расскажу, куда как интереснее. Про Тернера.
Я изобразил безразличную улыбку и сказал кратко:
— Не хуже горничной?
— Куда как лучше.
— Ну что ж.
Он покачал головой и погрозил мне пальцем:
— А выпить?
Я позвал служанку. Вопрос, что именно заказать за мой счет, терзал Харгривса довольно долго, пока наконец он сказал:
— Кувшин портера, пожалуй, и рюмку коньяку, — он весело ухмыльнулся мне, — чтоб портеру было не скучно в глотку идти.
Потом, словно боясь, что меня испугает такая гульба и я откажусь от своего предложения, он тронул меня за манжету грязными пальцами и сказал:
— Дело того стоит, мистер Дженкинсон. Вот увидите.
Так оно и вышло, потому что вот история, которую он мне рассказал, — записываю настолько точно, насколько запомнил.
