Ларкин (я встретил его у Б.) поведал мне: это самое замечательное из столичных событий, если судить по количеству юмористических публикаций, рисунков в газетах и пр. Лектор уверенно повествует об одном, затем — о другом, пока постепенно не теряется всякий смысл, и Тернер с его аудиторией уже не понимают, о чем идет речь, за исключением того, что говорится явно не о перспективе. Ни фарс, ни комедия с этим не сравнятся, уверяет Ларкин. Академия может продавать билеты по гинее каждый и собрать зрителей со всего Лондона.
Отрывок из письма досточтимой мисс Лидии Болт леди Мисден
1 сентября 1827 года
Короче говоря, дражайшая мамочка, мистер Тернер здесь, и он вовсе не таков, каким я ожидала его видеть, — он не груб, не нелюдим, а очаровательно застенчив, жизнерадостен и способен высказать собственное мнение почти по каждому предмету, от Чайльд Гарольда до того, как отражают свет мокрые перья. Мы встретились у меня в саду, когда я пыталась рисовать море и Портсмут. Я страшно смутилась из-за того, что именно он увидел мои рисунки, однако он был очень добр и приложил массу усилий, дабы помочь мне, не выказав ни капли неодобрения либо критики.
Он, мазок за мазком, написал одну из своих conver-sazziones. Представь полотно кисти Ватто, на которое упали капли дождя, прежде чем краска успела высохнуть, — и картина перед тобой.
Отрывок из письма Синтии (леди?) Эббот леди Мисден
13 апреля 1813 года
Жаль, что вас не было с нами прошлым вечером — мы обедали у Натхэмпстедов. Сам обед оказался вполне ординарным, за исключением одного замечательного разшіечения — молодой мистер Смайли, qui veut devenir artiste,[13]как он себя называет, чрезвычайно развлек нас, изображая Тернера, читающего лекцию в Академии. Его салфетка превратилась в записи Тернера — конечно же, потерянные лектором и в итоге обнаруженные под моим стулом. Один из лакеев преобразился в ассистента Тернера (к которому тот адресуется чаще, нежели к аудитории) — и, когда слова молодого Смайли можно было расслышать, они в точности напоминали речь Тернера, непоследовательную и невнятную. Не припомню всего, что он говорил, но апельсин, кажется, оказался «сфероидной формой»; полукруглая арка окна — «полуэллиптической»; а юных «д'жентльменов» из Академии он призвал «в'знести суть пейзажа до поэтических в'сот 'сторической живописи, во славу Британской империи». Прозвучала еще много чего в таком же роде, однако я не все расслышала, увы, de trop rire».
«ЧЕЛОВЕК СО ВКУСОМ»
фарс О'ДОННЕЛЛА
Постановка на частной сцене (1810?)
Отрывок из второго акта
Сцена вторая
(Том Уайлд видит в театре Люси Лаквелл и влюбляется в нее. Он следует за ней в загородный дом ее опекуна, знатока искусств лорда Даббла, и проникает туда, отрекомендовавшись художником и предложив написать портрет Люси. Но вместо того, чтобы остаться наедине с предметом своей любви, как он надеялся, Уайлд терпит нашествие художников и знатоков живописи, дающих ему советы.)
Входит СПИД
СПИД: Нет, нет, нет, нет, нет.
ТОМ: Как, снова чего-то недостает?
СПИД: Недостаточно впечатляет.
ЛЮСИ: О неправда, мистер Спид, вовсе нет!
СПИД: Почему бы вам не одеть ее в костюм Боадицеи или Британнии? Портреты — это вам не пустое место, их необходимо «поднимать на должную высоту», как говорит сэр Окуляр. История, вот в чем суть. Обождите. Я добуду корону и лестницу. (Удаляется.)
ТОМ: Милая мисс Лаквелл!
ЛЮСИ: Милый мистер Уайлд!
ТОМ: Милая Люси!
(Берет ее за руку.)
ЛЮСИ: О! О! О!
ТОМ: Боюсь, что должен кое в чем признаться.
ЛЮСИ: О, молю, не бойтесь! Я буду счастлива, счастлива, дорогой, дорогой мистер Уайлд, услышать любое признание, которое вы сочтете возможным сделать.
ТОМ: Что же, я, на самом деле…
Входят ПЕРЕ-ТЕРНЕР и КУЛД-КАТ. Они застывают, рассматривая полотно.
ТОМ: Хорошо?
КУЛД-КАТ (глядя на Пере-Тернера): Гм. Гм. Гм. Гм. Гм.
ПЕРЕ-ТЕРНЕР: Недостает желтых оттенков.
КУЛД-КАТ: Действительно, желтый цвет весьма изменил бы все к лучшему.
ПЕРЕ-ТЕРНЕР: И о'слепительное солнце.
КУЛД-КАТ: Ну конечно! Солнце!
ПЕРЕ-ТЕРНЕР: И м'орское чудовище.
КУЛД-КАТ: Именно это я и хотел предложить.
