— Как будто живешь в кастрюле.
— Четыре года я и жил в кастрюле.
— Значит, теперь мы незнакомцы?
— Разве нет, Валентина?
— Нет, — сказала она, потянулась и погладила его по ноге, а потом вдруг ухватила Эндера под колено, за самое «щекотное» место.
В тот же миг он поймал ее запястье и стиснул железной хваткой, хотя его ладони были меньше, чем у сестры, а руки казались такими тонкими и слабыми. В глазах Эндера промелькнуло пугающее выражение, потом он расслабился.
— Ах да, — сказал он. — Раньше ты щекотала меня.
— Больше не буду, — сказала она, убирая руку.
— Хочешь поплавать?
В ответ она перевалилась через край плота. Вода была чистой и прозрачной — и никакой хлорки. Она немного поплавала, потом вернулась на плот и улеглась, чтобы погреться на солнышке. Оса описала круг над ее головой, а затем приземлилась рядом, на край плота. Валентина заметила ее, в другой раз она, скорее всего, испугалась бы. Но не сегодня. Пусть себе ползает по плоту, пусть жарится на солнышке.
Плот качнулся, она повернула голову и увидела, как Эндер отнял у осы жизнь одним движением пальца.
— Эта порода очень вредная, — объяснил Эндер, — они жалят, не дожидаясь, пока их обидят. — Он улыбнулся. — Я сейчас изучаю стратегию предупредительных, превентивных действий. Никто никогда не побеждал меня. Я лучший солдат, какой у них только был.
— Кто бы стал ожидать меньшего? — отозвалась Валентина. — Ты же Виггин.
— Что ты хочешь сказать?
— Это значит, что ты способен изменять мир. — И она рассказала ему про заговор.
— Сколько теперь Питеру, четырнадцать? И он уже мечтает завоевать мир?
— Он метит в Александры Великие. А почему бы и нет? Почему бы и тебе не метить?
— Мы не можем стать Александром оба.
— Две стороны одной медали. А я — металл между ними.
Произнося эти слова, она сомневалась в их правдивости. Последние несколько лет она делила с Питером так много, что научилась понимать его, несмотря на презрение. А Эндер все это время оставался воспоминанием. Очень маленький хрупкий мальчик, нуждавшийся в ее защите. Не этот темнокожий паренек с ледяными глазами, только что убивший осу… «Может быть, и он, и Питер, и я одинаковые и всегда были такими? Может быть, мы считаем себя разными просто из зависти?»
— У медали есть недостаток: когда одна сторона наверху, другая — внизу.
«Думаешь, что теперь ты внизу?» — промелькнуло в голове Валентины.
— Они хотят, чтобы я вернула тебе интерес к занятиям.
— Это не занятия, это игры. Все время игры, от начала и до конца. И они меняют правила, как только их левой ноге захочется. — Эндер вяло поднял руку. — Посмотри. Видишь ниточки, сестренка?
— Но ты ведь тоже можешь их использовать.
— Только когда они хотят, чтобы их использовали. Только когда они думают, что используют меня. Нет, это слишком тяжело. Я больше не хочу играть. Каждый раз, когда все начинает устраиваться, когда я осваиваюсь с положением вещей, когда мне становится хорошо, они втыкают еще один нож. Все время, что я живу здесь, меня мучают кошмары. Мне снится, что я в Боевой комнате, только вместо невесомости они играют с гравитацией. Все время изменяют направления. И я никак не могу опуститься на ту стену, на которую хочу попасть. И прошу, прошу хотя бы дать мне долететь до двери, но они не отвечают и все время засасывают меня обратно.
Валентина услышала злость в его голосе и решила, что она тому причиной.
— Полагаю, они привезли меня для этого. Чтобы засосать тебя обратно.
— Я не хотел тебя видеть.
— Они мне сказали.
— Я боялся, что все еще люблю тебя.
— Я надеялась на то же.
— Мой страх, твое желание — сбылись.
— Эндер, это правда. Может быть, мы молоды, но вовсе не бессильны. Если мы еще немного поиграем по их правилам, это будет наша игра… — Она хихикнула. — Я член Президентского Совета. Питер в бешенстве.
— Они не подпускают меня к компьютерной сети. Здесь вообще нет компьютеров, кроме тех, что контролируют систему безопасности и электричество. Древние штуки. Их установили лет сто назад, когда компьютеры работали автономно. Они забрали мою армию, даже мою парту, и знаешь… мне совсем не жаль.
— Ты хорошо проводишь время сам с собой.
