— Кое-что у нас есть в записях.
— Это из-за монитора.
— И это все? Расскажи что-нибудь еще.
И она рассказала ему, что происходило во всех школах, в которые ходил Питер. Он никогда не бил других детей, но все-таки мучил их. Выискивая, чего они больше всего стыдятся, рассказывал тем людям, уважения которых добивалась его жертва. Узнавал тайные страхи и сталкивал ребят с ними.
— Он и с Эндером так поступал?
Валентина покачала головой.
— Ты уверена? Что, у Эндера не было слабостей? Он ничего не боялся и не стыдился?
— Эндеру нечего было стыдиться.
И девочка заплакала, заплакала от стыда: она предала Эндера и забыла его.
Она опять покачала головой. Невозможно объяснить, каково думать о маленьком брате, таком хорошем, которого она так долго защищала, и потом вспомнить, что теперь она союзница Питера, его рабыня, помощница в деле, находящемся полностью под контролем Питера. «Эндер никогда не поддавался Питеру, а я переметнулась, стала его частью. Эндер никогда бы не согласился».
— Эндер никогда не уступал, — сказала она.
— Чему?
— Питеру. Он не хотел походить на Питера.
Они молча шли вдоль беговой дорожки.
— А разве Эндер мог стать похожим на него?
Валентина пожала плечами.
— Я ведь уже сказала.
— Но Эндер ничего такого не делал. Он был просто маленьким мальчиком.
— Да, и мы оба хотели… хотели убить Питера.
— Ага.
— Нет, не так. Мы не говорили об этом. Эндер никогда не говорил, что хочет. Я только думала, что он тоже… Я так думала, не Эндер.
— А чего же хотел он?
— Он просто не желал быть…
— Быть чем?
— Питер мучает белок. Он прикалывает их к земле за лапки, сдирает шкурку с живых, а потом сидит и смотрит, как они умирают. То есть он делал так раньше. Сейчас перестал. Но это было. Если бы Эндер узнал, если бы Эндер видел это, наверное, он бы…
— Спас белку? Попытался вылечить?
— Нет, он просто не смог бы: жертвы Питера всегда умирают. И Эндер не сумел бы отобрать белку. Но он был бы ласков с белками. Вы понимаете? Он бы их кормил.
— И они стали бы ручными, чтобы Питеру было легче их ловить.
Валентина снова заплакала.
— Что бы ты ни делал, все идет на пользу Питеру. Все помогает ему, все, и не ускользнуть от него, не спрятаться.
— Ты помогаешь Питеру? — спросил Графф.
Она не ответила.
— Питер очень плохой человек?
Она кивнула.
— Самый плохой человек в мире?
— Откуда мне знать? Он самый плохой из тех, кого я встречала.
— И все же ты и Эндер — его брат и сестра. У вас одни и те же гены, одни и те же родители, как может он быть таким плохим, если…
Валентина повернулась к нему и закричала так, будто он пытался ее убить:
— Эндер не такой! Он не похож на Питера! Он тоже умный, но это все. А во всем остальном не похож! Совсем! Совсем! Не похож!
— Понимаю, — попытался успокоить ее Графф.
— Я знаю, что ты думаешь, ты, ублюдок. Ты думаешь, я ошибаюсь, а Эндер такой, как Питер. Может быть, я, я похожа на Питера, но не Эндер, только не Эндер. Я повторяла ему это, когда он плакал, и каждый раз, много-много раз говорила: «Ты вовсе не похож на Питера, тебе не нравится причинять людям боль, ты добрый и хороший, в тебе нет ничего от старшего брата».
— Это правда.
Его уступчивость все-таки успокоила ее.
— Еще бы, черт побери, это не было правдой-.
— Валентина, ты поможешь Эндеру?
— Теперь я ничего не могу для него сделать.
— Можешь. То, что делала раньше. Просто утешь его и скажи, что ему не нравится делать людям больно, что он хороший и добрый, что он — не Питер. Последнее — самое важное. То, что он совсем не похож на Питера.
— Я могу увидеть брата?
— Нет. Ты напишешь ему письмо.
— И что это даст? Эндер не отвечает на письма.
— Он отвечал на все, что получил, — вздохнул Графф.
Потребовалась секунда, чтобы она поняла.
— Какие же вы все-таки вонючки.
— Изоляция — это идеальная среда для творческой личности. Нам нужны его идеи, а не… Впрочем, что это я? Я не собираюсь оправдываться.
«Именно это ты и пытаешься сделать», — подумала она, но промолчала.
— Он перестал работать. Плывет по течению. Мы подталкиваем его вперед, а он не хочет идти.
— Может быть, я окажу услугу Эндеру, если пожелаю вам подавиться собственной задницей.
