— Возможно, просто не понимали, что мы разумны. Возможно…
— Эндер, поверь мне, этот вопрос обсуждался в течение столетия. Никто не знает ответа. И все сводится к одному: если кто-то обречен, пусть, черт побери, это будем не мы. Гены не позволяют нам принять другое решение. Отдельные особи могут жертвовать собой, но раса в целом никогда не решится прекратить свое существование. Поэтому мы уничтожим всех жукеров до последнего, если сумеем. А они, если сумеют, уничтожат всех людей.
— Лично я, — сказал Эндер, — стою за выживание.
— Я знаю, — ответил Графф. — Поэтому ты здесь.
— Вы потратили довольно много времени, не так ли, Графф? Путь, конечно, не близкий, но трехмесячные каникулы — это уже чересчур.
— Я предпочитаю доставлять товар в рабочем состоянии.
— Некоторым людям незнакомо слово «спешка». Да что там, на карте всего лишь судьба мира. Не обращайте внимания, полковник. Поймите наше беспокойство. Мы сидим тут возле анзибля и каждый божий день получаем доклады о продвижении наших кораблей. Война может начаться каждый день. В любую минуту. А он такой маленький мальчик.
— В нем есть величие. Сила духа.
— И, надеюсь, инстинкт убийцы.
— Да.
— Мы тут спланировали для него импровизированный курс обучения. Конечно, он будет принят только с вашего одобрения.
— Я просмотрю его, хотя и не претендую на роль оракула, адмирал Чамраджнагар. Я здесь только потому, что лучше других знаю Эндера. Поэтому не стоит опасаться вмешательства. Меня интересуют только темпы.
— Сколько мы можем сказать ему?
— Не тратьте время на изложение физики межзвездных путешествий.
— Анзибль?
— Я уже рассказал ему об этом и наших кораблях. Упомянул, что они прибудут к месту назначения через пять лет.
— Вы оставили нам совсем немного.
— Можете поговорить с ним о системах вооружения. Ему следует знать достаточно, чтобы принимать разумные решения.
— Ага. Оказывается, и мы можем быть полезны, как мило! Мы предоставили один из пяти компьютеров в полное его распоряжение.
— А что с остальными?
— Компьютерами?
— Нет, детьми.
— Вас доставили сюда, чтобы работать с Эндером Виггином.
— Я просто любопытствую. Вспомните, в разное время все они были моими учениками.
— А теперь они мои ученики. И посвящены в мистерии флота, которых вы, полковник Графф, как солдат, никогда и не касались.
— Звучит так, словно они должны принять сан священнослужителей.
— О да, это религия. Даже те из нас, кто командует через анзибль, познали величие полета среди звезд. Я вижу, что вам не по вкусу мой мистицизм. Уверяю вас, это неприятие только обличает невежество. Очень скоро Эндер Виггин обретет знание; он постигнет изящество призрачного танца среди звезд, и величие, если оно в нем есть, вырвется наружу и откроется всей Вселенной. У вас каменная душа, полковник Графф, но я могу с равной легкостью петь и камню, и другому певцу. Отправляйтесь в свою комнату и распаковывайте вещи.
— У меня нет багажа. Единственное имущество — это форма, которая сейчас на мне.
— У вас ничего нет?
— Мое жалованье перечисляют на счет в банке где-то на Земле. Я давно уже не нуждаюсь в деньгах. Разве что на покупку штатской одежды во время… каникул.
Вы явно не материалист. И все же вы неприятно толсты. Прожорливый аскет. Такое противоречие…
— Когда нервы шалят, я ем. Лишний вес набрал за последние несколько лет.
— Вы мне нравитесь, полковник Графф. Думаю, мы поладим.
— Мне это безразлично, адмирал Чамраджнагар. Я прилетел сюда ради Эндера. Вы не интересуете ни его, ни меня.
Эндер возненавидел Эрос с того момента, как челнок отвалил от буксира. Он маялся на Земле, где полы были плоскими, Эрос же оказался безнадежен. Планетка напоминала грубо обтесанное каменное веретено шести с половиной километров в диаметре в самом узком месте. Поскольку всю ее поверхность занимали солнечные батареи, люди жили внутри поделенных на комнаты тоннелей, которые пронизывали астероид. Замкнутое пространство не беспокоило Эндера; его раздражало, что полы тоннелей отчетливо загибались книзу. Этот изгиб преследовал Эндера с первой минуты, особенно в переходе у самого основания веретена. Не помогало и то, что сила тяжести на Эросе не достигала половины земной; донимала иллюзия, что вот-вот упадешь.
