Доктора била дрожь, когда он заговорил, его голос тоже дрожал:
— Они оставляют в детях эти штуки на три года, чего они ждут? Мы могли просто выключить его, понимаешь? Мы могли навсегда отсоединить его мозг.
— Когда кончается действие лекарства? — спросила сестра.
— Пусть будет здесь не менее часа. Наблюдай за ним. Если он не заговорит в следующие пятнадцать минут, позови меня. Могли отключить его навсегда. Они что, принимают меня за идиота?
В класс мисс Памфри он вернулся всего за пятнадцать минут до конца уроков. Его все еще немного покачивало.
— С тобой все в порядке, Эндрю? — спросила мисс Памфри.
Он кивнул.
— Тебе нездоровилось?
Он помотал головой.
— Ты не очень хорошо выглядишь.
— У меня все в порядке.
— Тебе лучше сесть, Эндрю.
Он направился к своему месту, но вдруг остановился. «Я что-то искал? Не могу вспомнить. Что я хотел найти?»
— Твое место там, — подсказала мисс Памфри.
Он сел, но чего-то ему все равно не хватало. Чего-то, что он потерял. «Ладно, найду это потом».
— Твой монитор, — шепнула соседка сзади.
Эндрю пожал плечами.
— Его монитор, — зашептала она остальным.
Эндрю поднял руку и потрогал шею. Там была повязка. Монитора не было. Сейчас он был такой же, как все.
— Провалился, Энди? — спросил мальчик, сидящий позади него с другой стороны прохода. «Не могу вспомнить его имя. Питер? Нет, его зовут как-то иначе».
— Успокойтесь, мистер Стилсон, — сказала мисс Памфри.
Мальчик ухмыльнулся.
Мисс Памфри рассказывала об умножении. Эндер отлынивал, рисуя контурные карты скалистых островов и приказывая своей парте демонстрировать под всевозможными углами зрения их трехмерные изображения. Учительница конечно знала, что он не слушает, но не делала ему замечаний. Он всегда знал ответ, даже тогда, когда ей казалось, что он не слушал пояснений.
В углу его парты появилось и затем начало перемещаться по периметру какое-то слово. Вначале оно было расположено вверх ногами и задом наперед, но уже задолго до того, как оно достигло нижнего края парты и встало, как надо, Эндер понял, что это за слово.
«ТРЕТИЙ».
Эндер улыбнулся. Это он придумал, как передавать и заставлять двигаться послания, и способ, которым воспользовался его тайный враг для пересылки ругательства, сам по себе был для него похвалой. Не его вина, что он третий. Это была идея правительства. Именно оно обо всем распорядилось. А как иначе смог бы третий, вроде него, попасть в школу? И вот монитора не стало. Эксперимент, давший права Эндрю Виггину, в конце концов не удался. Эндер был уверен, что имейся у правительства такая возможность, оно с радостью аннулировало бы документы, позволившие появиться ему на свет. Не вышло — забудем об эксперименте вовсе.
Раздался звонок. Все отключали свои парты или торопливо набирали на них памятки. Некоторые пересылали задания или новые сведения в свои домашние компьютеры. Несколько человек сгрудились у принтеров, где в это время печаталось то, что им было нужно. Эндер поставил руки на уменьшенную детскую клавиатуру у края стола и подумал: интересно, что бы он чувствовал, если бы у него были руки взрослого человека? Наверное, их ощущаешь такими большими и неуклюжими, толстые короткие пальцы и мясистые ладони. Естественно, клавиатура для них побольше — но могут ли их толстые пальцы провести такую совершенную линию так, как это может он? Провести тоненькую линию так аккуратно, что она может обернуться по спирали семьдесят девять раз от центра до края парты и ни разу не будет пересекать и даже касаться сама себя. Он упражнялся в этом, когда учительница заставляла остальных зубрить арифметику. Арифметика! Вэлентайн научила его арифметике, когда ему было три.
— С тобой все в порядке, Эндрю?
— Да, мэм.
— Ты опоздаешь на автобус.
Эндер кивнул и поднялся. Другие дети уже ушли. Но они могут поджидать его. Во всяком случае те, что похуже. Монитор больше не сидит на его шее, слушая все, что он слышит, и видя все, что он видит. Сейчас они могут сказать ему все, что им захочется. Сейчас они могут даже ударить его — никто их больше не увидит, и никто больше не придет ему на помощь. У монитора были свои преимущества, и их ему будет не хватать.
