Эндер мягко сказал остальным, которые беспомощно наблюдали за этим:
— Как же он мог показать вам свое горе, если он был уверен в том, что вы ненавидите его?
— Мы никогда не ненавидели Грего, — сказал Ольгадо.
— Я должен был понять, — сказал Миро. — Я знал, что ему хуже всех, но даже не подумал…
— Не вини себя, — сказал Эндер. — Такое может увидеть только человек со стороны.
Он услышал шепот Джейн:
— Эндрю, я не устаю удивляться тому, как ты умеешь превращать людей в плазму.
Эндер не мог ответить ей, да она и не поверила бы. Он не планировал это, он импровизировал. Откуда он мог знать, что Ольгадо сохранил запись поведения Маркао в семье? Только с Грего он угадал правильно, да и то инстинктивно, почувствовал, что Грего нужен кто-то, кто подчинил бы его, кто вел бы себя, как отец. Его собственный отец был жестоким, поэтому только в жестокости Грего мог увидеть доказательство любви и силы. И теперь его горячие слезы омывали шею Эндера.
Он догадался, чего хочет Грего, но Куара захватила его врасплох. Пока остальные молча смотрели, как плачет Грего, она спустилась с кровати и подошла к Эндеру. Глаза ее рассерженно сузились.
— Вонючка! — твердо сказала она, повернулась и вышла из комнаты.
Миро с трудом подавил смех, а Эла улыбнулась. Эндер поднял брови, словно говоря: не всегда выигрываешь.
Казалось, Ольгадо услышал его мысли. Со своего места возле терминала мальчик с металлическими глазами мягко сказал:
— И с ней вы выиграли. Даже такого она никому из посторонних не говорила много месяцев.
«Но я не посторонний, — сказал про себя Эндер. — Разве ты не заметил? Я теперь член семьи, нравится вам это или нет. Нравится это мне или нет».
Через некоторое время Грего перестал всхлипывать. Он спал. Эндер отнес его в постель; Куара уже спала на своей кровати. Эла помогла Эндеру снять с Грего мокрые штаны и надела на него пижаму — руки ее были нежными и умелыми, и Грего не проснулся.
Когда они вернулись в гостиную, Миро изучающе посмотрел на Эндера.
— Что же, Глашатай, вы можете выбирать. Мои брюки будут вам тесными, а отцовские сразу свалятся.
Эндер не сразу понял: его брюки давно высохли.
— Не беспокойтесь, — сказал он, — я могу сменить их дома.
— Мать придет только через час. Вы ведь пришли встретиться с ней? К тому времени ваши брюки будут чистыми.
— Тогда твои брюки, — сказал Эндер. — Надеюсь, они мне ничего не отдавят.
Это означает жизнь в постоянной лжи. Мы пойдем и обнаружим что-то, что-то очень важное, а затем, когда мы вернемся на станцию, вы напишете совершенно невинный рапорт, в котором нет и речи о том, что мы узнали посредством загрязнения их культуры.
Вы слишком молоды, чтобы понять, что это за мука. Отец и я стали делать это, потому что не могли больше скрывать знания от свинок. Вы обнаружите, как в свое время я, что не менее болезненно скрывать знания от своих коллег-ученых. Когда ты смотришь на то, как они сражаются с проблемой, и знаешь, что у тебя есть информация, могущая легко разрешить их проблему; когда ты видишь, как близко они подходят к решению задачи, а затем из-за недостатка информации отказываются от своих правильных выводов и возвращаются к ошибочным, — ты не можешь быть человеком, если это не вызывает у тебя сильных страданий.
Вы должны всегда напоминать себе: это их закон, их выбор. Это они построили стену между собой и правдой, и они только накажут нас, если мы позволим им узнать, как легко и полностью пробивается эта стена. И для любого ученого-фрамлинга, стремящегося к правде, они не что иное, как десяток ограниченных descabecados (безголовых), презирающих знание, не придумавших ни одной оригинальной гипотезы, чья единственная работа — прочесывать работы настоящих ученых, чтобы подловить их на крошечных ошибках, или противоречиях, или неточностях в методе. Эти кровопийцы обсосут каждый ваш рапорт, и если вы хоть раз утратите бдительность, они поймают вас.
Это значит, что вы не можете даже упоминать свинку, чье имя является результатом загрязнения языка: имя Капс (чашка) дало бы им понять, что мы научили их начаткам гончарного дела. С именами Календар и Рипер (жнец) все и так ясно. И нас не спасет даже сам Господь, если они узнают об имени Эрроу (стрела).
