Пликт мгновенно придралась к вопросу.
— Откуда мы можем знать, что они сделали это без повода? То, что кажется невинным для нас, может быть невыносимым для них.
Эндрю улыбнулся.
— Пусть так, но ведь ксенолог не причинил им вреда, почти ничего не говорил им, словом, не затронул их интересов — по всем нашим меркам он не заслужил мучительной смерти. Разве этот факт непостижимого убийства не превращает свинок из раманов в варелсов?
Теперь уже Стирк торопливо проговорил:
— Убийство, есть убийство. Этот разговор о раманах и варелсах — сущая ерунда. Если свинки убивают, то они — зло, как и баггеры. Если поступок является злом, то таков же и совершающий его.
Эндрю кивнул.
— Перед нами дилемма — был ли поступок злым или же он был, хотя бы в понимании свинок, добрым? Кто же такие свинки — раманы или варелсы? Придержи-ка на минуту свой язык, Стирк. Я знаю постулаты кальвинизма, но даже Джон Кальвин назвал бы твою доктрину глупой.
— Откуда вы знаете, что Кальвин…
— Потому что он мертв, — проревел Эндрю, — а мое назначение — говорить от его имени.
Студенты рассмеялись, а Стирк погрузился в упрямое молчание. Эндрю знал, что он парень с головой и его кальвинизм не переживет выпускных экзаменов, но его исход будет долгим и болезненным.
— Тальман, Глашатай, — сказала Пликт. — Вы говорили так, как будто ваша гипотетическая ситуация произошла на самом деле, и свинки действительно убили ксенолога.
Эндрю мрачно кивнул:
— Да, это правда.
Общее спокойствие было нарушено: древний конфликт между баггерами и людьми опять выплыл из небытия.
— Теперь постарайтесь заглянуть в себя, — произнес Эндрю. — Вы обнаружите, что за вашей ненавистью к Эндеру «Ксеноциду» и вашей скорбью о смерти баггеров кроется нечто более уродливое — ваша боязнь чужих, будь то ютланнинг или фрамлинг. Когда вы думаете о чужаке, убившем человека, которого вы знали и уважали, для вас тогда не важно, какое у него обличье. Он — варелс или даже дьюр, ужасный зверь со слюнявой пастью, нападающий ночью. Ведь если у вас в деревне только одно ружье, а звери, унеся одного человека, приходят вновь, остановились бы вы, задумались бы, что они тоже имеют право на жизнь, или же изо всех сил защищали бы свою деревню, людей, положившихся на вас?
— Из вашего утверждения следует, что мы должны сейчас пойти и убить свинок, этих примитивных и беспомощных созданий! — выкрикнул Стирк.
— Из моего утверждения? Я задал вопрос. Вопрос — это не утверждение, если, конечно, ты не уверен, что знаешь мой ответ, а я уверяю тебя, Стирк, что ты его не знаешь. Подумай об этом. Занятие окончено.
— Мы вернемся к этому завтра? — спросили студенты.
— Если вам этого захочется, — отвечал Эндрю. Но он знал, что даже если они и будут обсуждать это, то он не примет в диспуте участия. Для них спор об Эндере «Ксеноциде» был всего лишь философской дискуссией. В конце концов, войны с баггерами были более чем три тысячи лет назад; сейчас уже был 1148 год после принятия Звездного Кодекса, а Эндер уничтожил баггеров в 1180 году до принятия ЗК. Однако для самого Эндрю события не были столь далекими. Он совершил межзвездных путешествий гораздо больше, чем могли предположить его студенты; с тех пор как ему исполнилось двадцать пять лет, он ни на одной планете, за исключением Тронхейма, не задерживался более полугода. Путешествуя между мирами со скоростью света, он ощущал себя камнем, прыгающим по поверхности времени. Его студенты не могли и подумать, что их Глашатай Мертвых, которому было, очевидно, не более тридцати пяти лет, ясно помнил события трехтысячелетней давности, что на самом деле эти события произошли в его памяти едва ли двадцать лет назад, чуть более половины его жизни. Они не имели понятия, насколько сильно мучил Эндера вопрос его давней вины и как он тысячи раз безуспешно пытался себе на него ответить. Учитель был известен им только как Глашатай Мертвых; они не знали, что, когда он был еще ребенком, его старшая сестра Вэлентайн, будучи не в состоянии произнести имя Эндрю, звала его Эндером — именем, которое приобрело недобрую славу, когда ему не было еще и пятнадцати. Так что пусть непримиримый Стирк и вдумчивая Пликт сами разбираются в этом, несомненно, значительном вопросе виновности Эндера; для Эндрю Виггина, Глашатая Мертвых, вопрос не был чисто академическим.
