Эндер ничего не ответил.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что я так же, как Питер или Грэфф, или кто-нибудь другой, пытаюсь управлять тобой.
— Это пришло мне в голову.
— Добро пожаловать к людям, Эндер. Никто не волен сам управлять своей жизнью. Лучшее, что ты можешь сделать, — это позволить управлять собой хорошим людям, людям, которые любят тебя. Я здесь вовсе не потому, что я хочу стать колонисткой. Я здесь потому, что всю свою жизнь я провела в компании брата, которого ненавидела. Теперь у меня есть шанс побыть с братом, которого я любила, пока еще не стало поздно, пока мы еще не перестали быть детьми.
— Для этого уже слишком поздно.
— Ты неправ, Эндер. Ты думаешь, что ты взрослый и уставший, и тебе все опостылело, но на самом деле в душе ты еще ребенок, точно так же, как и я. Мы можем хранить это от всех в секрете. И когда ты будешь управлять колонией, а я писать статьи по политической философии, то никому не придет в голову, что по вечерам мы прокрадываемся в комнаты друг друга и играем в догонялки или устраиваем подушечные бои.
Эндер рассмеялся, но обратил внимание на ее слишком легко произнесенные слова. Они явно не были сказаны просто так.
— Управлять?
— Я — Демосфен, Эндер. Я ухожу с большой помпой. Будет публично объявлено о том, что я настолько привержена идее колонизации, что лично отправляюсь на первом звездолете. Одновременно с этим Министр колонизации, бывший полковник Грэфф, объявит о том, что звездолет поведет великий Майзер Рэкхэм, а губернатором колонии будет Эндер Виггин.
— Могли бы поинтересоваться и моим мнением.
— Я сама хотела спросить его у тебя.
— Но ведь это уже решено.
— Нет. Объявление будет сделано завтра, если ты примешь предложение. Майзер дал согласие несколько часов назад. Я виделась с ним на Эросе.
— Вы объявите всем, что Демосфен — это ты? Четырнадцатилетняя девчонка?
— Будет сообщено только то, что Демосфен отправляется вместе с колонистами. Пусть желающие узнать побольше посидят следующие пятьдесят лет над списками пассажиров, пытаясь понять, кто же из них был великим краснобаем Эпохи Локка.
Эндер рассмеялся и помотал головой:
— Ты действительно умеешь веселиться, Вэл.
— Не вижу причин, по которым я не могла бы этого делать.
— Ладно. Я еду. Возможно, даже губернатором, если вы с Майзером станете мне помогать. В настоящее время мои способности несколько недоиспользуются.
Она завизжала и крепко обняла его, ничем не отличаясь от обычной девочки-подростка, которая только что получила от своего младшего брата подарок, о котором давно мечтала.
— Вэл, — сказал Эндер. — Я только хочу, чтобы ты уяснила одну вещь. Я еду не из-за тебя. Я еду не для того, чтобы быть губернатором, или оттого, что мне скучно здесь. Я еду потому, что я знаю чужаков лучше, чем кто-нибудь другой, и, быть может, оказавшись там, смогу еще лучше их понять. Я отнял у них их будущее, и единственное, чем я могу хоть как-то воздать им, — это узнать все, что можно, об их прошлом.
Путешествие длилось долго. К его концу Вэл кончила писать первый том истории войн с чужаками и передала его на Землю по мгновенной связи под именем Демосфена. Отношение к Эндеру среди пассажиров изменилось к лучшему. Если вначале они поклонялись и льстили ему, то, узнав его, они начали относиться к нему с любовью и уважением.
Он много работал над переустройством нового мира, управляя колонией не столько при помощи указов, сколько при помощи убеждения других и отдавая, как и все, огромное количество сил на создание замкнутой, самоподдерживающейся экономики. Но, по всеобщему мнению, его самой важной работой было изучение того, что осталось от чужаков, его попытки найти в их строениях, машинах, запущенных полях что-нибудь, что могло бы оказаться полезным, чему могли бы научиться люди. Здесь никогда не было книг — чужаки в них не нуждались. Все хранилось в их памяти, любое явление четко описывалось словами в тот самый момент, когда о нем вспоминали, и когда чужаки погибли, то все их знания погибли вместе с ними.
И все-таки что-то осталось. По прочности крыш над амбарами и стойлами для скота. Эндер понял, что зимы будут суровыми и многоснежными. По оградам с торчащими наружу заостренными кольями он узнал, что здесь есть животные, которые могут потравить посевы или напасть на скот. Изучая мельницу, он установил, что длинные, с отвратительным вкусом фрукты, зреющие в заросших садах, сушились и перемалывались для употребления в пищу. А по заплечным мешкам, которые когда-то использовались для того, чтобы взрослые могли носить с собой в поле малышей, Эндер понял, что хотя в чужаках и было мало индивидуального, но они все равно любили своих детей.
