Экран имитатора ожил. Эндер стоял, ожидая, когда высветится начальная позиция. «Что будет, если я выдержу сегодня этот экзамен? Еще одна школа? Еще год или два изматывающих занятий, опять изоляция, опять люди, дергающие тебя за веревочки, снова жизнь, над которой ты совершенно невластен». Он попытался вспомнить, сколько ему лет. Одиннадцать. Сколько лет тому назад ему исполнилось одиннадцать? Сколько дней тому назад? Это должно было случиться здесь, в Командной школе, но он не смог вспомнить тот день. Наверное, тот день так и прошел никем незамеченный. Никто не вспомнил о его дне рождения, быть может кроме Вэлентайн. И все время, пока он ждал начала игры, он желал себе поражения, полного и совершенно бездарного, чтобы его как можно скорее отстранили от занятий и сразу же отправили домой. Как это случилось с Бонзо. Бонзо получил назначение в Картахену. Ему же хотелось увидеть путевое предписание с названием Гринсборо. Успех означал продолжение занятий. Поражение означало возвращение домой.
«Это совсем не так, — мысленно повторял он. — Я им нужен. Если я не выдержу, то мне, может статься, просто некуда будет возвращаться». Но он уже не верил в это. На уровне сознания он все еще допускал такую взаимозависимость вещей, но в глубине души он уже давно начал в этом сомневаться. Настойчивые увещевания Майзера были очередной уловкой. Еще одним способом добиться от него того, чего им хотелось. Еще одним способом лишить его отдыха. Не дать ему возможности ничего не делать. Долго, очень долго ничего не делать.
Затем на экране появилось расположение противника, и усталость Эндера перешла в отчаяние.
Своей численностью неприятель превосходил его в тысячи раз, и экран имитатора был совершенно зеленым из-за его кораблей. Они образовывали десятки разных построений, постоянно меняли свое местоположение и, казалось, совершенно хаотично двигались по всему игровому полю. Он не видел пути пройти сквозь их ряды. Пространство, казавшееся открытым, внезапно захлопывалось прямо перед ним, и тут же где-то в стороне появлялся новый просвет. Построение, через которое, казалось, можно было прорваться, вдруг внезапно менялось и становилось непреодолимым. Планета находилась на дальнем конце игрового поля, и Эндер мог совершенно безошибочно предсказать, что за ней находилось так же много кораблей. Просто они не помещались на экране.
Что же касалось его собственного флота, то он состоял из двадцати звездолетов, каждый из которых имел по четыре истребителя. Он знал о существовании таких четырехистребительных звездолетов — они давно устарели, были неповоротливы, и область действия их Доктора составляла всего половину таковой у более новых моделей. Так что это оружие вполне можно было назвать Маленьким Доктором. Восемьдесят истребителей против по меньшей мере пяти или даже десяти тысяч вражеских кораблей.
Он услышал, как тяжело задышали его командиры эскадр, он смог также расслышать, что кто-то из наблюдателей у него за спиной тихо выругался. Хорошо, что хоть один из взрослых заметил, что этот экзамен не был справедливым. Хотя от этого и не было легче. Справедливость не входила в условия игры, это уж точно. Ему не оставили даже призрачного шанса на победу. «Зачем было так мучить меня, если они с самого начала знали, что все равно не дадут мне пройти через это».
Мысленно он вновь увидел, как Бонзо со своими дружками окружают и задирают его, но тогда, по крайней мере, он смог пристыдить Бонзо и вынудить его драться один на один. Здесь такое вряд ли сработает. И здесь он не сможет удивить врага своими способностями, как это часто бывало в стычках со старшими мальчиками. Майзер знал все его способности вдоль и поперек.
Зрители за спиной начали покашливать. До них стало доходить, что Эндер не знает, что делать.
«Мне совершенно плевать, — подумал Эндер. — Можете и дальше играть в свою игру. Но если вы не дали мне ни одного шанса, то мне-то зачем это надо?»
Происходящее напоминало ему последний бой в Боевой школе, когда против него выставили сразу две армии.
Боб, похоже, вспомнил об этом бое одновременно с ним, так как Эндер услышал в наушниках его голос:
