«Завтра, — решил Лыков, закуривая новую сигарету, — прямо завтра и начать. Утром предупредить Жедя, чтобы Анашкин и Олег были наготове, проследить, как станет вести себя подопечный Михаил Павлович, и начать. Хватит сомнений и ожиданий!»
Улыбнувшись, он устало прикрыл глаза и, уже проваливаясь в сон, подумал, что завтра он станет состоятельным человеком, а тогда… Додумать не успел — слишком велики оказались усталость и желание спать.
Часы на столе в очередной раз мигнули и высветили на табло единицу, восьмерку и два зеленоватых нуля — шесть вечера.
За дверями кабинета давно затихла машинка секретарши, умолкли надоевшие телефоны, можно в спокойной обстановке выкурить вечернюю сигарету и не спеша отправиться вниз, сесть за руль и покатить домой — к привычному теплу квартиры, ужину на кухне, разговору с женой. Или поехать к Татьяне? Протянуть руку к телефону, снять трубку, набрать номер и, услышав ее голос, сказать, что все изменилось, он передумал и сегодня ночует у нее?
Стоит ли затеваться? Лида ждет — сегодня ей обещан вечер в тесном семейном кругу, хотя так неохота возвращаться к тому, что давно стало немило. Да что там немило — гнетуще, похоже на каторгу! Нет, гнетут не обстановка квартиры, мебель, ковры или картинки на стенах, а отношения с Лидой: молчаливо-напряженные, чреватые взрывом, после которого, видимо, уже никогда между ними ничего не склеится. Жалко? Как ни странно — да, отчего-то жалко оставить ее совсем одну.
Котенев примял в пепельнице сигарету и поглядел на часы — задумался, засиделся, а времени уже половина седьмого, и что-то нет желания ехать к Татьяне в таком настроении. Хорошо, когда все хорошо, а так не будет желанного праздника в душе, только испортишь вечер и ей и себе.
Спустившись вниз, он привычно кивнул вахтеру и минутку постоял на широком крыльце — домой не хотелось. Но потом, пересилив себя, решительно направился к машине, отпер дверцу и сел за руль…
Ужинали, как всегда, на кухне. Тихо бормотал телевизор, мелькали на экране картинки далекой, чужой жизни, в которой царят апартеид и безработица. Помешивая ложечкой в чашке, Михаил Павлович лениво следил глазами за кадрами телехроники и скептически усмехался: сахарок-то давно по талончикам, а по телевидению об этом ни гугу, хотя не раз до того клятвенно заверяли, что все есть и каждому хватит.
Лида убрала посуду, села напротив, откинув волосы со лба, подвинула ближе к мужу вазочку с вареньем.
Опустив глаза, Котенев увидел, как беспокойно шевелятся пальцы жены, словно она вяжет невидимые мелкие петли замысловатого узора.
«Сейчас начнется, — отстраненно подумал он. — Опять заладит свое». Но, как ни странно, эта мысль не обеспокоила, а прошла краем, словно не задевающие душу телекартинки.
— Виталик письмо прислал, — привычно вздохнула Лида.
— Что? — сделав непонимающее лицо, повернулся к ней Михаил Павлович, все еще лелея в душе надежду, что разговора не будет, что она ограничится только упоминанием о письме и не станет дальше развивать неприятную тему.
— Я говорю, Виталик прислал письмо, — с упрямым вызовом повторила Лида, и Котенев понял, что его надеждам не суждено сбыться.
— А-а-а… Письмо. — Он вкусно отхлебнул из чашки и, поставив ее на блюдечко, сдержанно зевнул, всем своим видом показывая: сегодня нет намерения обсуждать набившие оскомину проблемы. — Ну, и что пишет твой братец?
— Михаил, неужели ты не можешь ему помочь? — Губы у Лиды задрожали. — Я столько раз тебя просила, умоляла…
— Еще только не хватало. — Котенев сердито отодвинул чашку. — Перестань! Перестань реветь, я кому говорю?!
Она достала из кармана фартука маленький платочек и приложила его к глазам. Посидев немного за столом, Михаил Павлович встал и начал мерить шагами кухню, заложив руки за спину.
— Я всегда ему твердил, весь язык обтрепал, что надобно быть порядочным человеком, — остановившись за спиной жены и глядя в ее затылок, сказал он. Среди прядок на затылке Лиды появились тонкие седые волоски, и их какая-то домашняя незащищенность заставила Котенева отвести глаза в сторону.
Сунув руки в карманы домашней куртки, он уставился за окно — судя по всему, неприятного разговора не удастся избежать, а спать ложиться еще рано. Если бы Лида только знала, как ему надоел ее братец, какие фортели он откалывает, сидя за колючей проволокой и передавая приветы с непотребными мужичками.
