Перед нами редкий случай, когда книга, родившаяся в водовороте жизни, возвращается в нее, ею проверяется и опровергается. Когда герой повествования продолжает жить как реальное лицо в прежнем своем амплуа и наново передумывает свое отношение к делу, которым он занят.
Героиня книги Бел Кауфман — молоденькая, голубоглазая, стройная Сильвия Баррет уже одной своей внешностью — вызов типу учителя-педанта, формалиста и сухаря, какой-нибудь старой девы в темной юбке, сухопарой и черствой. Недаром этот образ так привлек сердца тысяч американских школьников и школьниц: ее черты мечтали узнать в своих учителях, ей желали подражать. Мягкость, простота, юмор, женственность героини Бел Кауфман делали ее враждебной воздуху казенщины, показной дисциплины, как бы символизированной в бумагах и указаниях Нач. Адм. О. С. Дж. Макхаби.
В Сильвии Баррет школьники увидели не столько наставника, сколько хорошего, живого человека, а так как она к тому же была немногим старше своих воспитанников, ее отношения с ребятами оказались сильно облегчены. Читатели повести помнят, как она столкнулась вначале с недоверием класса и как победила его. Конечно, и ее встречали на первых уроках обескураживающими возгласами «Привет, училка!», конечно, и ее пытались «доводить», как и других учителей. Ей надо было пережить озорные выходки, знакомые поколениям школяров, мальчишескую иронию, самолюбивую агрессивность и замкнутость, за которыми прячутся болезненная ранимость, уязвимость подростка.
Но было нечто, что соединяло молодую учительницу, школьную «Одри Хепберн», с ее воспитанниками. Ей, как и им, были противны административные восторги Макхаби, циркуляры, регулирующие все отношения учителей и учеников, власть буквы и формы, заменившей живой интерес и сознательную дисциплину. Сильвия Баррет сумела наладить контакт со своими воспитанниками, потому что была добра к ним, хотела их понять и, презирая методические каноны, передавала им знания как что-то существенное, искреннее, относящееся к их жизни. Не зря в одном из наиболее замкнутых и трудных подростков — Фероне — она обнаружила то же чувство внутреннего протеста, которое жило в ней.
В сознании читателя Сильвия Баррет очень близка автору, хотя было бы, пожалуй, напрасным преувеличивать степень этой близости. Остановимся на предположении, что Сильвия Баррет — идеализированный автопортрет.
Тем интереснее узнать, что Бел Кауфман оставила спокойную, удобную жизнь писательницы, получившей, благодаря своей первой книге, репутацию педагога-новатора, и решила снова «пойти в люди». На этот раз, потрясенная тем, что она увидела в «школьных джунглях», она написала и напечатала в журнале «Макколс» очерк, лишенный всяких украс беллетристики, фокусов композиции и даже спасительного грима Сильвии Баррет. Просто громко, на весь свет закричала о том, что ее удивило и ужаснуло.
Ее новые наблюдения над жизнью школы много безотраднее, чем прежние. Испытанные приемы обуздания класса и возбуждения интереса в детях, которыми она так охотно делилась на учительских съездах и конференциях, перестали действовать. Непроходимая стена выросла между учительницей и детьми. У Бел Кауфман пропал даже ее спасительный юмор. Школьники кажутся ей теперь «вражеским станом». «Тлеющее недовольство», ощущавшееся и прежде в школе, переросло в «буйный мятеж». Ученики откровенно бездельничают, сквернословят, ёрничают, ходят, что называется, на головах, не хотят ничего знать и, главное, ведут неустанную, тайную и явную, войну со своими педагогами. Взаимная вражда дошла до такого градуса, ненависть в школе въелась так глубоко в плоть ее питомцев, что весь миротворческий опыт и гуманные намерения Бел Кауфман, Сильвии Баррет тож, оказываются напрасными.
Чтобы признать неудачу своей педагогики, расстаться с мыслью, что добрым, сочувственным словом, вниманием и любовью к детям можно победить самое глухое предубеждение, нужно немалое мужество. И Бел Кауфман обладает им. Она честно говорит, что не знает, что делать с этими детьми, со школой вообще. Она не скрывает своей растерянности. Ее отношение к ученикам сбивчиво, двойственно: она и понимает разумом, что они, пожалуй, не так уж виноваты, но и досадует на них, готова сорваться на крик, прогневаться, разобидеться.
