Потом повернулся ко мне.
— Забудь. Не обращай внимания. Щенки везде одинаковы. Много лая, а укусить нечем. Зубки то молочные еще. Продолжай… Я слушаю.
— И что с того? — излишняя уступчивость — демонстрация слабости. А с такими нельзя быть слишком покладистым. Им палец в рот не клади, мигом по локоть отхватят. — Интересуешься боями, надо было билет в цирк купить и смотреть.
— Ладно, ладно, — десятник признавал мое право быть неразговорчивым, но и от своего: расспрашивать, не отказывался. — Не ершись. Я не просто так интересуюсь. Свирепого Быка в деле не видел, а на что Скала способен знаю. Парни мои, тоже. Поэтому и нет веры твоим словам. Опиши бой. А уж мы поймем, так все было или выдумал.
— Что ж, если со мной по-хорошему, — пожал я плечами, потом сделал движение понятное всем мужчинам. — И если горло промочить…
— Нельзя! — опять завопила монахиня. — У пособников тьмы елейные уста. Сами не заметите, как вас околдует! Хватайте! Рубите! Пока не поздно!
— Да уймись, ты, — десятник продемонстрировал толстушке увесистый кулак. Потом разжал пальцы и протянул открытую ладонь назад, по направлению к своим бойцам. Жест старшого не остался без внимания, и в руку его легла пузатая баклага.
— Держи. И не тяни кота за усы.
— Можно…
В самом деле, государственная тайна, что ли? Не от меня, так от любого из сотен зрителей узнают.
Короче, глотнул я из фляги (думал, там вино будет, оказалась обычная, чуть подкисленная уксусом вода), и стал рассказывать. Со всеми подробностями. Но не с момента, как сам на манеж полез, Прудика спасая, а со своего боя. Они же не о том, как я гладиатором стал, спрашивали.
Слушали внимательно. Каждое слово. И было понятно, что в рубке на мечах парни разбираются. В самых сложных местах, когда я описывал финты, было заметно, как их руки подрагивали, словно начинали движение. Так профессиональные водители шевелят ступнями, когда другой шофер рассказывает о сложной, аварийно опасной ситуации на дороге. Они представляют себя на его месте и подсознательно реагируют, тормозят, газуют, выжимают сцепление… Вот и мышцы дружинников, особенно, которые постарше, тоже непроизвольно принимали участие в сражении на арене.
