Глава одиннадцатая
Синильга глядела благосклонно, мириться была согласна, но с полудрабка слезать не захотела. Что при нынешних габаритах птицы и помня о ее излюбленном бросании ко мне грудь, было даже неплохо. Подойти и сам могу. Только как себя с пернатыми питомцами правильно вести не знаю. Это ж не кошка и не пес. За ушком не почесать, лапку не пожать. Значит, будем гладить спинку. Авось понравится.
Птице понравилось. Сложила крылья, опустила голову мне на плечо и закрыла глаза.
— Вот и славно. А то прилетела, как вихрь, раскидала всех и улетела. Я даже спасибо сказать не успел. Не надо обижаться. Игнациус хотел как лучше…
При имени мага, Синильга открыла глаза и приподняла голову. Видимо, меня простила, а на виновника нашего расставания все еще сердилась.
— Тише, тише… Не злись…
Постоял немного в обнимку, посматривая вслед убегающим дружинникам. Из которых только десятник осмелился пару раз оглянуться. Да и то, лишь для того, чтобы перевести дыхание. Все-таки не юноша. Да и вес начальственный при таких пробежках сразу сказывается.
— М-да… Неожиданно. И непонятно, — потом посмотрел на крестьянина. Никакой реакции. Не человек, а камень придорожный. Как уселся на обочине, безучастно взирая на поле, так и сидит сиднем. Даже не пошевелился. Хотел окликнуть, но зацепился взглядом за брошенный посреди дороги сверток с ведьмой. — Полюбопытствуем?
Синильга встрепенулась и возмущенно зашипела. Точь-в-точь как рассерженная гусыня.
— Я же не ухожу никуда. Посмотрю только. Нельзя просто уйти. Не по-людски. Неправильно.
Спеленали надежно. А узлы на веревках, как в четыре руки затягивали. Даже не стоит пытаться распутывать. Только методом Македонского.
Меч вынимать не стал, не для благородного оружия робота. Достал из-за голенища нож, им и полоснул по веревкам, отсекая узел. Потом потянул за свободный конец.
Те, кто занимался связыванием и упаковкой ведьмы, веревки не пожалели. Как и рогожи. Куль раз двадцать перекрутился, пока в руках у меня осталось метров десять ткани, а в дорожную пыль не вывалилось содержимое свертка.