Его горячим, широким ладоням Берислава помогает снимать с себя одежду. Стаскивать даже.
Особенно нетерпелив китобой по отношению к бюстгальтеру.
— Не надевай его, — почти требует он, с рыком стараясь побороть застежку, — Берислава…
— Она спереди….
— Хороший бюстгальтер… но все равно не надевай…
Девочка смеется под ним, крепко-накрепко обвивая руками за шею. Ее пальцы зарываются в густые волосы, ноготки скребут кожу. Внутри Сигмундура все вспыхивает тотчас, едва она это делает. Знает. Все знает, что ему нравится. А он знает, что нравится ей.
Берислава и пикнуть не успевает, как оказывается сверху. Уже полностью обнаженная. С роскошными волосами, ниспадающими по плечам и груди. Кажется, локоны стали подвиваться на концах.
— Моя девочка, — не скрывая того, с каким трудом приходит каждый вздох от одного ее вида такой — растрепанной и отчаянно желающей его — почти стонет китобой. Целует идеальную небольшую грудь, пальцами умело потягивает соски. — Ни вдоха без тебя…
Расправив плечи, используя для опоры его талию, Берислава многообещающе облизывает губы.
С китобоя это срывает последние оковы.
— Шалунья, значит? — распаленно рявкает он. И тут же пальцы, обретшие полную свободу, касаются ее паха.
Берислава вздрагивает всем телом. Ее ладошки на его груди сжимаются в кулачки.
— Стой…
— Поздно, — опускается ниже, — ты сама напросилась…
— Подожди, — вдруг ее рука, в лучшем проявлении своей мягкости, накрывает его пальцы. И голос звучит уже совсем по-другому. Смущенно, каплю отчаянно и вдохновленно. В нем прослеживается энтузиазм.
Прекращая свою игру, мужчина с удивлением смотрит на девушку. Еще никогда она его так откровенно не останавливала. Неужели перегнул палку?..
Берислава смело смотрит ему прямо в глаза. Но при этом плечи ее, ладони, все чуть-чуть, едва заметно, а подрагивает.
— Северная ночь, что ты?..
— Я хочу кое-что попробовать, — девочка сглатывает, выдавив еще более смятенную улыбку. Взгляд ее опускается вниз. — Ты позволишь?
У Сигмундура появляется теория. Очень быстро и предельно четко. Но, припоминая то, чем в прошлый раз кончилось нечто подобное, он до последнего не верит, что Берислава говорит именно об этом.
Но вот она покидает его тело, опускаясь на простыни. Вот гладит по внутренней стороне бедра, призывая освободить для себя немного места. Вот, все еще немного неловко, устраивается в правильной позе… и с двояким чувством, смешавшим в себе желание и налет боязни, глядит на его мужское достоинство.
— Я знаю, я не мастер в этом, — ее щеки совсем алые, а глаза влажноваты, то и дело ресницы порываются упрятать их, разорвав прямой контакт, но Берислава изо всех сил сопротивляется, — но я бы все равно хотела попытаться…
Она говорит будто украденно, так осторожно, выверяя каждое слово. А пальчики, между тем, занимают свое место.
— Берислава… — у китобоя просто не хватает слов, а шепот выходит совсем тихим. Растроганно посмотрев на это маленькое чудо, сегодня, похоже, решившееся стереть все оставшиеся между ними границы, он ощущает невероятную нежность внутри. И любовь. Самую настоящую любовь.
— Если будет совсем плохо, я прекращу…
— Ну что ты, девочка, — его руки с обожанием скользят по ее шее, по спине, — ты не можешь сделать плохо.
— Я постараюсь, — ей чуточку легче. Настолько, насколько, конечно, может быть. — Можно?
— Если ты этого хочешь. Ты хочешь этого, Берислава?
Она смело вздыхает. Улыбается, поборов свою робость.
— Я очень хочу, мой Большой кит…
От ее первого прикосновения китобой прикрывает глаза.
Ингрид делала ему минет. Много раз. Все шлюхи, перво-наперво, начинают с минета. В разных позах, в разных местах, с разной силой…
Но абсолютно точно ничто, никто не сравнится с касаниями Бериславы. Трепетными и аккуратными, разжигающими внутри пламя, они опускаются на его саднящую от жажды близости плоть, покрывая тончайшим кружевом.
Берислава не торопится, движется медленно, но как раз эта медлительность и приводит китобоя в восторг.
Его дыхание сбивается и девушка, подняв голову, с теплом подмечает изменившееся выражение лица. Прикасается теперь явнее. Расслабляется.
