Она… глотает.
Снова смущенная, не задерживается у его ног. Давая сполна насладиться видом своего тела и накатившей волной блаженства, тихонько переползает на место рядом с ним. Целует его плечо, невесомо поглаживает волосы.
— Ты невероятна, Северная ночь…
— Тебе правда понравилось?
Китобой зажмуривается, не пряча широкой, уверенно расползающейся по лицу улыбки. Глубоко вздыхает, поворачиваясь на бок, лицом к девушке. Тепло целует ее губы, еще сохранившие его собственный привкус.
Берислава отвечает ему на этот поцелуй. Но руками, столь нежными, возвращается на волосы. Похоже, ей они нравятся не меньше, чем ему ее собственные. И так просто остричь все это богатство уже не получится.
— Я уже говорил, не задавай глупых вопросов…
— Просто это мой второй…
— И замечательный, — огромными ладонями он обвивает ее спину, прижимая к себе, — я люблю тебя, Берислава.
Зеленые глаза вспыхивают. И погасают. И в них, кажется, радуга…
— Я тебя тоже, — сорванно, не таясь, шепчет она. Решительно накрывает обеими ладонями его лицо, поглаживая щеки. Применяет свой запрещенный прием, от которого у Сигмундура сосет под ложечкой и бегут мурашки по спине, но в то же время ощущается ни с чем не сравнимое благоговение.
Он стал первым для этой девочки.
А она стала — во многом — первой для него.
* * *
Бериславе страшно.
Свернувшись под одеялом в маленький клубочек, обхватив его подушку, она испуганно озирается по сторонам. Полную темноту совсем немного разбавляют отблески камина из гостиной. Вот уже третий день, как у них вырубило электричество. Неоткуда ждать света.
Берислава почти плачет, прикрыв глаза и впившись ладошкой в область у сердца. Ее трясет.
Сигмундур возвращается в комнату из ванной медленным, сонным шагом. Но сонливость спадает с него довольно быстро, едва огромные от ужаса зеленые глаза впиваются в лицо.
— Ты не ушел… — она едва не стонет. На побледневшем лбу видна испарина.
— Куда я уйду? — мужчина хмурится, присаживаясь на простыни. Вслушивается. И слышит.
— Они опять… опять! — хныкнув, Берислава пододвигается к нему. Обеими ладошками хватается за его ладонь, откровенно плача.
Китобой качает головой. Укладывается на постель, крепко прижимая девушку к себе. Она стягивает все одеяло, кутаясь в него как в кокон, что должен защитить. Но к нему льнет не меньше.
— Берислава, они не войдут.
— Но они так скребут! Я не могу поверить…
Это правда. За проведенные здесь месяцы Берислава смогла смириться со многим и многому довериться. Прежде всего, что не всегда доступно электричество. Затем — что в ближайшем магазине нет ее любимых шоколадных конфет. И никогда не будет. И даже график работы своего китобоя, столь жесткий, смогла не просто принять, а адаптировать под их общее времяпрепровождение. Ужином, любовью и уютным сном. Кьрвалль скрашивал для нее дни, Сигмундур — ночи.
Но так или иначе, к волкам за дверью после полуночи Берислава привыкнуть так и не смогла.
Уже даже пес не лаял на них. А ее все еще трясло от самого первого завывания, не говоря о скребке белой лапы о дубовую дверь.
— Ты не веришь, что я могу защитить тебя?
— Я только на это и надеюсь, — ей не до шуток. Слезы, касаясь его обнаженного плеча, запросто себя выдают.
— И правильно. Потому что ни один волк никогда к тебе не приблизится.
— А если они придут, когда тебя нет?
— Девочка, они не суются никуда днем. Тем более — сюда.
Берислава кладет голову ему на грудь. Руками крепко держится за шею, отпуская одеяло. И закидывает ногу на его бедро, создавая себе дополнительные гарантии.
Сигмундур нежно гладит ее спинку. Пришла весна и теперь она не облачается в пижаму каждую ночь. Сегодня, как и он сам, она спит обнаженной.
— Неужели тебе совсем не страшно?
Поскребывания становятся явнее и Берислава с силой прикусывает губу. Почти до крови.
— Нет, не страшно, — китобой целует ее макушку, — этот страх иррационален. Постарайся мне поверить.
— Я тебе верю. Но я боюсь.
— Напрасно, Берислава. Ты же Северная ночь. Волки должны подчиняться тебе.
Ей не смешно.
— Они меня разорвут.
— Почему ты всегда мыслишь так «позитивно»? Между прочим, у них чудесные шкуры.
