Убираясь в прихожей и накладывая себе немного рагу, Берислава мрачно думает о том, что происходит.
Но найти объяснения не может. Нет его, пока Сигмундур все не расскажет.
Принюхивается к куртке — йод. Кровь. Все как обычно. Кит…
На цыпочках, не шумя, она подкрадывается к мужчине в спальне. Достаточно крепко спящему. Смотрит на его лицо, на тело… вроде бы все как надо.
Может быть, действительно просто устал?
* * *
Двумя часами позже, уже умывшаяся и уложившая Кьярвалля Берислава, проверив замок на входной двери, мягко уговаривает Сигмундура раздеться.
Он сонно бормочет что-то несогласное, но девушка повторяет свою просьбу, медленно, ласково поглаживая его спину.
И, хочет того или нет, с тяжелым вздохом китобой все же стаскивает кофту и джинсы, к горке вещей на полу скидывая и носки, и полноправно занимает место под одеялом. На простынях теперь.
Берислава с ниспадающей легкой усмешкой собирает его одежду, ровно укладывая на многострадальное кресло у постели, а потом ложится в кровать сама. Толком не успевает даже подушку взбить, а большая рука Сигмундура уже утягивает ее в свои объятья.
Он крепко, но в то же время ласково целует ее макушку.
— Спасибо…
— Не за что. Киты тебя сегодня укатали…
— Большие, твари, — глухо, зато с улыбкой, рычит он, — sov, mit nordlige nat[2].
И такое обращение и вправду Бериславу унимает. С удовольствием овившись вокруг мужчины, она успокоено выдыхает.
* * *
— Сигмундур…
Маленькие, опасливые пальцы поглаживают кожу на его плече. Пытаются привлечь внимание, дозваться. Что-то теплое, горячее даже, с неровным выдохом прижимается к левому боку.
Китобой морщится. У него нет сил сейчас просыпаться.
— Сигмундур!.. — сорванно, громче. Уже не с опасением, уже с настоящим страхом. Обвивается вокруг его плеча, вжимаясь в него. Прячется.
Мужчина, с трудом поборов сонливость, кое-как продирает глаза.
— Что такое, Берислава?
От звука его хриплого, уставшего голоса над ухом она вздрагивает. Почти всхлипывает.
— Слышишь?..
Ничего не слышит.
Но не спешит отвечать. Глубоко, тяжело вздохнув, прислушивается.
В доме царит ночь. Отблески пламени камина играют на деревянной двери в желто-оранжевую чехарду со вспышками красного, Кьрвалль, подергивая лапками, дремлет на своей подстилке, по деревянному полу, по темным стенам стелется тишина. Это ее королевство.
Но это внутри. Это в доме.
А снаружи, похоже, разыгрывается очередная снежная буря. Ему сразу же видится Эскифьордюр, домик у океана, стук маленьких лапок по деревянному полу, острые зубки… такие кинжально-острые… такие ледяные…
Снежинки летят в окна безумным хороводом, ветер задувает в щели, а впереди, в прихожей, у двери… слышен скреб. Когтями. О твердое надежное дерево.
Берислава всхлипывает вполне явно, когда скреб прерывается еле слышным потявкиванием, затем воем. Сигмундур чувствует на своем обнаженном плече девичью слезинку.
— Волки… — когда поворачивается к ней, мягко заглянув в глаза, в оправдание шепчет девушка.
— Они постоянно здесь, Берислава, когда такой холод, — китобой как может нежно приглаживает ее растрепавшиеся, перемешавшиеся с его, рыжеватые волосы, — все равно нас никто не достанет. Не бойся.
— Ты уверен?
— Конечно. Я сам колотил эту дверь, — его брови сходятся на переносице, когда свободная от Бериславы ладонь накрывает живот, — не волнуйся.
— А утром они приходят? Или днем?.. Я не слышала.
— Днем — нет. А утром, только если очень ранним, — китобой тянется вперед, со вздохом чмокнув влажный лоб девушки, — отпустишь меня на секунду?
Она пристыженно хмыкает.
— Если не отпущу — не уйдешь?
— Лучше отпусти… — отвратительное, уже знакомое чувство накрывает его с головой. Вчера он успел познать все его грани.
— Не надо… может, не сейчас?
Сигмундур с силой зажмуривается, а затем смотрит вокруг снова. Болят глаза.
— Ты мокрый, — вдруг неудовлетворительно подмечает девушка. Притрагивается нежными пальцами к его лопаткам, проскальзывает к ребрам, — и горячий. Что такое?
В ответ недоумевающий китобой, потерянный из-за стаскивающего желудок спазма, ничего не говорит.
Дрожь его красноречивее.
— Ты замерз…
