Сигмундур хочет ей нравиться… а Берислава хочет как следует его благодарить.
Они совпадают в стремлении порадовать и угодить.
Именно поэтому на сегодняшний ужин девушка готов мясо-овощное рагу, которое уже проверено временем и желудком китобоя, дабы не случилось как этой ночью. Она толком не знает, что стало причиной его недомогания, но твердо намерена больше этого не допустить.
Он ей верит. Он ест то, что она готовит. Не имеет никакого права причинять вред.
— И тебе кусочек, ага, — дает обрезки Кьярваллю, воровато оглянувшись по сторонам, — только не говори ему, — и, подмигнув, возвращается к готовке.
Обещавший прийти к девяти вечера Сигмундур не появляется дома и к половине десятого.
Берислава, хмурая на его очередное опоздание, с мрачным видом берется за кита. Еще два плавника и будет готов.
Она уже задумывалась, жалко ей животное или нет… нет, не так. Задумывалась, принимает это или нет… дозволяет ли себе принимать?
Конечно, китобойный промысел явно не являлся пределом ее мечтаний, ровно как и жизнь с человеком, занимающийся этим… но Сигмундур с ней рядом каждую ночь, живой, из плоти и крови, и это поистине лучшее, что может быть. Какая разница, кем он работает?
Важнее, почему… у Бериславы уже целый список вопросов, задать которые пока не представилось возможным. Она решает нагнать этим вечером.
В десять Кьярвалль заходится лаем, услышав на пороге посторонних.
— Пришел… — сама себе, уже вконец недовольная, бормочет девушка. Прячет кита в укромное место и идет открывать.
Только вот прежде, чем успевает исполнить хотя бы одну рекомендацию из инструкции мужчины — посмотреть в глазок — он самостоятельно отпирает дверь своими же ключами. Довольно резко — замок взвизгивает, поворачиваясь, а дверь ухает под напором могучего плеча.
Берислава едва успевает подхватить щенка на руки, забрав с того места, в которое влетает дверь. Он испуганно замолкает, приникнув к ее плечу.
Сигмундур стоит на пороге в промокшей почему-то куртке в снегу, в заснеженных ботинках. На улице практически не метет, хоть и холодно.
Его волосы, разметанные ветром, как-то мрачно спадают на плечи, у кожи сероватый цвет, а глаза уставшие. Невозможно уставшие.
— Привет, — тихо зовет Берислава, стараясь понять, что происходит.
Китобой с грохотом захлопывает дверь.
— Привет, — а голос глухой и такой же тихий. Вымученный.
Он прислоняется спиной к стене, запрокидывая голову и прикрывая глаза. Тяжело дышит.
Девушка, не ожидая просьбы, сама подходит ближе. Отпускает тявкающего щенка, наскоро расправляясь с молнией безразмерной темно-синей куртки. От нее дьявольски пахнет йодом сегодня.
Сигмундур морщится, едва нежные пальцы пробегаются по его одежде.
— Я не безрукий.
— А мне нравится тебя раздевать, — пытаясь все перевести в шутку, улыбается она.
Но китобой радости не разделяет. Закатывает глаза, откидывая от себя девичьи ладони.
— Не сегодня.
Отрывается от стены, скидывает куртку, разувается. И, больше не произнося ни слова, идет прямо в спальню. Тяжело валится на постель.
— Что с тобой? — напуганная Берислава присаживается рядом. Легонько касается плеча, прямо как ночью.
— Гребаный финвал. Слишком, слишком большой…
В его голосе не те нотки. Врет? Или просто чересчур вымотан?
— Ты даже есть не будешь? — она нагибается ближе, прикасаясь на сей раз к волосам, убирает их с лица. — У меня рагу…
Сигмундур морщится. Отворачивается.
— Потом… все потом…
— Ну, может быть, тогда разденешься? А я постелю?
— Берислава, пожалуйста, займись делом… я просто хочу спать, — китобой отодвигается от нее, окончательно лишая возможности дотянуться руками. На ощупь, желая укрыться, тянется к одеялу. Не может отыскать.
— С тобой точно все хорошо? — девушка его подает. Разравнивает на внушительной спине.
Сигмундур ничего не отвечает. Зарывшись лицом в подушку, он, похоже, проваливается в сон.
Немного растерянная Берислава возвращается в прихожую, забрав скулящего щенка с собой. Сигмундур сквозь сон клянется, что убьет его тотчас, если не заткнется. От греха подальше она устраивает собаку на диване, прикрыв старым оленьим тулупом. Кладет в камин еще пару дров.
