Девушка с горящими глазами, тут же заставив Сигмундура покраснеть, приняла новое блюдо.
— Спасибо.
Он снисходительно кивнул, попытавшись скрыть, что с каждым ее «спасибо» ему становится теплее.
Время, что отсутствовал Сигмундур на рабочем месте, надо было чем-то занять. Он уже так не привык быть свободным в плане времени и спокойно им распоряжаться, что первый день откровенно не знал, что делать. Он нарубил дров, что наверняка хватит до лета, кое-как прибрался в кухне, вдруг смутившись ее грязноты, протоптал стежки вокруг дома, чтобы потом с Бериславой погулять. И все это за несчастных одиннадцать часов ее сна во вторник.
А в среду, разделавшись с больным горлом, уже чувствовавшая себя гораздо лучше девушка взяла ситуацию в свои руки.
Она предложила китобою, раз уж у них полный холодильник продуктов, приготовить нечто особенное.
Она учила его резать лук, правильно держа нож, на тонкие пластинки шинковать баклажаны, быстро чистить картофель, сохраняя большую часть овоща.
Сигмундур никогда так не заморачивался с продуктами, считая, что на готовку должно уходить минимум времени, но рядом с Бериславой отпустил прежние принципы и убеждения. С детским удовольствием кромсал овощи, подготавливал кастрюли, следил за ее руками.
Сколько бы не было девчонке лет, на кухне она была профессионалкой. Умела быстро делать сразу несколько дел сразу и ничего не портить. А еще искренне радовалась, когда что-то получалось у него самого.
Между плитой, холодильником и одной тумбочкой, что они делили, она скользила с балетной грациозностью. Засмотревшись на точеную фигурку в свитере, что наконец предпочла верхней одежде, китобой едва не отсек себе, как плавник финвалу, палец.
Итогом их кулинарного развлечения было потрясающее тушеное мясо с гарниром из овощей, в молочном соусе. Ничего вкуснее в своей жизни китобой не ел.
— Ты приукрашиваешь, — пунцовея, попыталась уличить его Берислава.
— Нет, — он, блаженно откинувшись на спинку дивана и кивнув на свою пустую тарелку, покачал головой, — нисколько.
Она улыбнулась. Так тепло, так нежно и так тронуто… подскочила со своего места, захватив посуду.
— Тогда я принесу добавки.
Четверг был избран днем уборки. Берислава со всей женской тщательностью, от которой китобой прежде бежал так быстро, как мог, провела ревизию всего, что есть в доме. И в одиннадцать утра они принялись за дело.
Укутавшись в его куртку, девушка стирала на крыльце грязные простыни, занавески и два пледа. Она меняла воду четыре раза и каждый из них Сигмундур ощущал стыд, такой первобытный, что становилось страшно. Он не представлял, как можно жить в такой грязи. Но пока все это лежало на своих местах, пока он спал на нем и ел на нем, страшного ничего не было. Возможно, он стыдился перед Бериславой. Она была чистоплотной девушкой.
В то время, пока она занималась стиркой, мужчина на дворе выбивал ковер, чехлы мебели и завалявшуюся верхнюю одежду. Пыль стояла столбом, как туман, опустившийся летними вечерами.
Хорошо хоть не было ветра, чтобы все нести в его сторону. Под конец чистки Сигмундур и так закашливался.
До ночи планировалось оставить все это во дворе, чтобы, если что, вывести насекомых.
Дом преображался на глазах. Берислава без устали, будто это было ей жизненно важно, орудовала тряпкой и метлой, сражаясь с застарелой грязью. Китобой исполнял все ее поручения, не веря, что это происходит на самом деле.
Больше всего сложностей девушке доставила кухня. И Сигмундур порадовался, что хоть немного, но прибрался здесь во вторник. Увидь всю картину целиком, наверняка бы запаниковала и опустила руки.
К вечеру берлогу китобоя, теперь тянувшую на такое название лишь из-за неяркого света, было не узнать. На окнах висели чистые занавески, в гостиной, на вымытом полу, лежал чистый ковер, была перемыта и красиво расставлена вся немногочисленная кухонная утварь, пропали следы жира с плиты, были чистыми окна.
А на кровати застелили свежие, пахнущие чем-то мятным, простыни. Сигмундур не поверил, когда услышал аромат. Впервые за столько времени.
Ему стало неудобно, когда девушка забралась в постель и подползла поближе, нерешительно глядя ему в глаза. Вывести запахи можно было с кухни, шкафа, даже с ковра. Но с него самого, с его одежды — нет. Даже когда не ходил в море. Даже после душа.
