Китобой подает ей кружку с чаем. На сей раз свою, без глупых наклеек.
Ему стыдно.
— Спасибо.
Тепло расслабляет мышцы, смягчает болезненные ощущения. На ее губы просачивается блаженная улыбка.
Все еще смущенно посматривая на Сигмундура, Берислава кусает снова. Активнее.
— Вкусно?
— Очень, — и по всему видно, что душой не кривит.
Мужчина берет тост себе. Более поджаристый.
Неплохо, хоть и не требует кулинарных изысков в готовке. Что-что, а она ему никогда не давалась.
В молчании, запивая бутерброды чаем и изредка погладывая друг на друга, они завтракают. Сигмундур, всегда ненавидящий тех, кто вламывается в его жизнь, пытается составить компанию, наводит свои порядки и лезет в постель, сейчас по-настоящему… счастлив. Просто разделить завтрак. Просто посидеть рядом.
За шесть лет службы на корабле Рагнара он впервые попросил у него отгулы на пару дней. Соврал про здоровье… и теперь видит, что действительно его поправляет. Как бы ни парадоксально это было, но рядом с Бериславой.
Китобой до сих пор не может толком понять, как это случилось. Что в нем перевернулось? Что треснуло, что развалилось? А что появилось?.. Что в этом сумасшедшем мире могло быть более постоянным, чем его убеждения?
А одна девочка, подсматривая в замочную скважину, раз — и все посылает к чертям.
Вчерашнее зрелище этого теплого комка костей и кожи, дрожащего от каждого дуновения ветерка, всадило ему нож куда глубже, чем в сердце. Похоже, задело мозг. А от мозга и вся эта кутерьма с приятностями… но в чем, в чем, а в ней мужчина себе отказывать не хочет.
Пока может, он просто наслаждается обществом Бериславы. Она все равно здесь ненадолго.
— Сигмундур?
Китобой поднимает глаза от своей тарелки.
Девушка, с отпечатком улыбки на светлых губах, будто бы впервые его рассматривает.
— Интересное имя, — объясняется она.
— Твое интереснее.
Она прищуривается. Рассеянно смотрит на свой сэндвич.
— Оно не популярное. Так уже давно не называют детей.
Мужчина пробует чай, только сейчас вдруг подумав, что не клал сахар. Он горький.
— Ты родилась в России?
Вести такую беседу, к удивлению Сигмундура, не выглядит чем-то вопиющим или глупым. Просто они оба здесь и оба могут, хотят говорить. Как и с сахаром, он только теперь видит, как ему не хватало общения.
— Я почти русская, — Берислава морщится, несильно потерев горло после того, как кусает поджаренный край тоста — крошки раздражают слизистую.
Китобой с силой сжимает свою кружку.
— В чем это выражается?
— Мои родители познакомились на территории маленькой страны рядом с Россией. Ее название переводится как «Белая Русь».
Берислава прикусывает губу, о чем-то задумавшись. Ее взгляд теряет осмысленность, а руки рассеянно скользят по мякоти хлеба.
— Отец увез меня к себе, когда мне исполнилось десять лет, — заканчивает эту историю, прочистив горло. Опять морщится. И сразу, дабы перевести, отвести от себя тему, обращается к нему. — А ты?
Сколько бы любопытства ни испытывал, этим утром Сигмундур принимает правила игры. Ему нравится.
— Исландия. Я оттуда.
Берислава тихонько хихикает, глотнув чая.
— Я собиралась там жить.
Надо же. Китобой изгибает бровь.
— А как занесло в Гренландию?
— Долгая история… с учебой.
— Учеба на датском? Ты поэтому так хорошо его знаешь?
Девочка прикусывает губу, пряча улыбку. Ее щеки пунцовеют.
— Да. Но это несбыточная мечта.
— Отсюда близко.
— На расстоянии тысячи душ… — задумчиво бормочет она. Но, находя его недоуменный взгляд, возвращается в реальность. Качает головой.
И Сигмундур понимает, что для таких вопросов не время.
Они некоторое время снова едят молча. Кружки с чаем пустеют больше, чем наполовину, Берислава приканчивает одну треть сэндвича. И благодарно, хоть и виновато, кладет его обратно.
— Сильно болит? — мрачно зовет китобой.
Из-под черных ресниц, таких красивых, девушка смотрит на него с неожиданным утешением.
— Нет, — и смело поднимает голову. Хватает сэндвич с тарелки и, для доказательства еще раз, последний, кусает его.
У ее глаз появляются крохотные морщинки, на лбу — складочка. Но энтузиазма в зеленых глазах это не касается.
Сигмундуру совестно. Впервые так явно и впервые так сильно. Он теряется, толком не понимая, что со всем этим делать. Горло Бериславы, она сама, в постели, еще в его куртке… это чересчур.
