К трем она засыпает. Выравнивается сбитое дыхание, прекращают безумно вращаться глаза, ладони не сжимают простыней, и благо, больше зеленые омуты не укоряют. В свой плен их забирают веки.
В любимой позе клубочка, поджав ноги, она, как ребенок в кофту родителя, прячется лицом в его куртку. Игнорирует любой запах, если вообще его слышит.
Сигмундур, убравшись, ложится рядом с пленницей в свою постель. Рядом.
И, когда она, расслабившись, делает довольно глубокий вдох, притягивает к себе.
Как во вчерашнюю, первую ночь рядом.
Только теперь не ей тепло необходимо, а ему.
И разбираться в причинно-следственных связях этого китобой сегодня не намерен.
* * *
Утром, когда Берислава просыпается, ей тепло. Неожиданно тепло, слишком, и, главное, непонятно, почему. Всю ночь ей снился ледяной лес, спертое дыхание волка, высящегося над ее могилой, и тяжелые облака. Они плыли, плыли… и летели снежинки. Ее ранили снежинки, морозили. Как правило, от груди к рукам. И касания их были уж слишком реальны.
Берислава медленно, ощущая тяжесть в теле, ноге и голове, привстает на локте. Мышцы побаливают, реагируя на усилие, зато девушка понимает, где она. Очень красноречива древесно-коричневая стена с зеленой вставкой и кресло напротив кровати. На нем пара мужских брюк и прямо на них, в раскрытом виде, просушиваясь, ее парка.
За окном спокойствие. Нет ни снега, ни ветра. Погода улучшилась и не выгоняет из дома тепло.
Щеку Бериславы что-то царапает. Несильно, просто как дуновение ветерка…
И вторая истина, накрывающая этим утром, занимает сознание.
Она лежит прямо в постели китобоя, на его плече. И прядь мужчины, непокорная, щекочет ее кожу.
Девушка пугается, вздрогнув.
Сигмундур спит на спине, оставит левую руку без движения, а правой накрывая ее спину, пока лежит рядом. Под одеялом легкая шершавость больших пальцев прекрасно ощутима… голой кожей?
Берислава пугается сильнее.
Она с опаской смотрит на китобоя, не зная, чего ожидать.
А он спит. Зверь, такой с виду опасный, спит так безвредно… не как в первое утро. Он рядом, слышно его глубокое дыхание, видно, как ходят пазухи носа, как размеренно вздымается грудь. Его губы чуть приоткрыты, борода выделяется на фоне оленьего тулупа, а ресницы не подрагивают. Не притворяется.
Берислава слышит, что его запах, смешиваясь с ее, не только причина близости хозяина. Куртка. На ней безразмерная, темно-синяя, но такая теплая куртка… правда, не застегнутая…
Девушка медленно, осторожно возвращается на свое исконное место, на плечо китобоя, думая о том, что происходит.
Но не двигаясь. Не пытаясь встать, уйти.
Согреваясь.
Она думает… думает, робко коснувшись ладонью его груди, думает, тронув лбом жесткие волосы бороды… думает…
И заново, чем-то успокоенная, засыпает.
* * *
Сигмундур настороженно ставит тарелку с мясными тостами на тумбочку у кровати.
Берислава, смущенно взглянув на мужчину, медленно качает головой.
— Я не голодна, — хриплый, тихий голос для нее — усилие. Но не молчит, что уже большой плюс.
— Ты не ела только те двое суток, что я знаю, — не соглашается китобой, — ешь.
Знакомое слово, вчера приведшее к череде безумных событий, она встречает прерывистым вздохом. Опускает голову.
— Пожалуйста, поешь, — поправляется Сигмундур, нахмурившись. Бас звучит мягче.
Зеленые глаза касаются его. С теплом.
Встреча с волком и то, что было после, творят с Бериславой что-то необыкновенное. Ныне она не спорит, не упрямится, не бросает в его сторону презрительных взглядов и не выкрикивает глупости. Ставшая мягкой и сговорчивой, просто соглашается. Со всем.
Возможно, это влияние болезни, она все еще слаба после ночного жара, а возможно, просто в крови докипает остаток адреналина… но Сигмундуру нравится такая девочка. Он и сам с ней другой.
Берислава берет с тарелки тостовый хлеб с прослойкой из двух беконных полосок и одной сырной. Откусывает аккуратно, очень стараясь не рассыпать крошек.
Приметливый мужчина сразу же замечает, что ей нравится. Почему-то ему это важно.
…Но глотает девушка все равно с большим трудом, морщится… и всю приятность того, что его стряпня ее порадовала, разом покрывает серыми тучами.
