В мрачном доме Ногендро Дотто в Гобиндопуре словно распустился цветок. При виде веселого лица Комолмони у Шурджомукхи высохли слезы. Не успела Комола переступить порог дома, как занялась прической Шурджомукхи, которая уже много дней не уделяла этому никакого внимания.
— Я украшу твою голову цветами, — говорила Комола, и, глядя, как морщилась Шурджомукхи, успокаивала, соглашалась: — Хорошо, не буду. — А сама потихоньку оставляла цветы в прическе.
Свет, исходящий от лучезарной Комолмони, не давал тучам омрачать лицо Ногендро. При встрече с ним Комолмони почтительно поклонилась.
— Комола! Откуда? — удивился Ногендро.
— Меня привез мой малыш, — кротко отвечала Комола, не поднимая головы.
— Вот как? Отшлепать проказника! — Ногендро поднял племянника на руки и поцеловал несколько раз.
В благодарность за это малыш потянул дядю за усы и пустил слюнку.
— Эй, Кундо, Кунди-мунди-дунди! Как поживаешь? — Так Комолмони приветствовала Кундонондини.
Та удивилась.
— Хорошо, — ответила она после некоторого замешательства.
— Хорошо, сестра. Зови меня сестра, не то, когда будешь спать, я подпалю твои косы или напущу на тебя тараканов.
Кундо стала называть ее сестрой. Когда Кундо жила у Комолы в Калькутте, та почти не разговаривала с ней, даже когда это было очень нужно. Но благодаря своему чудесному обаянию Комола уже тогда покорила сердце сироты. Годы разлуки несколько охладили их взаимную симпатию, но теперь привязанность возросла с новой силой.
Отношения между супругами наладились, и Комолмони собралась уезжать.
— Нет, дорогая, нет! Останься еще на несколько дней. Если ты уедешь, я погибну, — попросила Шурджомукхи. — Твое присутствие облегчает мне душу.
— Я не уеду, пока не доведу дела до конца, — отвечала Комола.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась Шурджомукхи.
— Похороны, — пошутила Комола и подумала: «Я должна вытащить эту занозу».
Услыхав об отъезде Комолмони, Кундонондини спряталась в своей комнате и расплакалась. Она не заметила, как Комола тихонько проследовала за ней.
Кундонондини рыдала, уткнувшись головой в подушку, а Комолмони заплетала ей косу. Это занятие являлось ее слабостью.
После того как коса оказалась заплетена, молодая женщина подняла голову Кундо и прижала ее к своей груди. Краем сари она вытерла ей слезы и поинтересовалась:
— Почему ты плачешь, Кундо?
— Зачем ты уезжаешь? — спросила Кундо.
Комолмони чуть заметно улыбнулась. Но улыбка не могла скрыть слезинки, которая беззвучно скатилась по ее щеке. Так иногда при ярком свете солнца идет дождь.
— Отчего ты плачешь? — снова спросила Комола.
— Ты меня любишь, — отвечала Кундо.
— Ну и что же? А кто-нибудь не любит? — удивилась Комола.
Девушка молчала.
— Кто не любит тебя? — настаивала Комола. — Шурджомукхи? Скажи, не скрывай.
Кундо молчала.
— Брат?
Опять тишина.
— Если ты любишь меня, а я тебя, почему ты не хочешь уехать со мной?
Кундо и на этот раз промолчала.
— Поедешь? — снова спросила Комола.
Кундо отрицательно покачала головой:
— Нет.
Милое лицо Комолмони помрачнело. Она нежно прижала голову девушки к своей груди, а затем заглянула ей в лицо:
— Кундо, ответишь чистосердечно на мой вопрос?
— На какой?
— Я твоя сестра, от меня нельзя таиться, я ничего никому не скажу. — А про себя подумала: «Если только своему великому радже Сришчондро-бабу и... малышку».
— Спрашивай, — решилась Кундо.
— Скажи, ты очень любишь моего брата?
Девушка ничего не ответила, а только, зарывшись лицом в платье Комолмони, снова зарыдала.
— Я понимаю, любишь... Но зачем убиваться? Разве любить плохо?
Кундонондини подняла голову и пристально посмотрела в лицо Комолы. Та без слов поняла ее.
— Но ведь ты не хочешь разрушить счастье Шурджомукхи? Разве ты не видишь... — Она не договорила, так как девушка снова упала к ней на грудь.
Слезы Кундонондини затопили сердце Комолмони. Чуткая Комола знала, что такое любовь. Всем своим сердцем она разделяла горе и радость Кундонондини.