Они и раньше иногда спали вместе, но теперь Мауру переполняло искристое, как вино, возбуждение. Панеттоне еще перед ужином успела подняться в дорутуары и вылить на постели подруг по кувшину воды, и теперь довольно улыбалась в темноте, накрывая своего черноглазого лжеца одеялом. Ах, Такколо, какая неспокойная ночь тебя ожидает.
Они поболтали о Филомене. То есть болтала в основном Маура, Карло отвечал односложно и довольно хрипло, а потом и вовсе притворился, что заснул.
Ах так? Чему и научилась дона да Риальто за прошедший месяц, так это не откладывать на потом ничего важного. А если завтра Аквадорату накроет волна цунами? Последним ее чувством будет разочарование в упущенных возможностях.
– Жарко, – пробормотала Маура и стала расстегивать рубиновые пуговки.
– Что ты творишь? – «проснулся» Маламоко.
– Древние хиняне… – начала девушка и зажмурилась от яркого света, озарившего спальню: Карло зажег ночник.
Пуговки закончились, и алый шелк скользнул с плеч.
– Древние хиняне знали более сотни способов возлежания.
– Зачем ты разделась? – «Синьорина Маламоко» отодвинулся на край постели.
– Жарко, – пожала Панеттоне обнаженными плечиками. – На что ты смотришь?
Черные глаза Карло жадно обшарили ее грудь, остановились на золотом колечке с синим камнем, висящим на цепочке на шее.
– Маура?
Она прыгнула на него как кошка, сомкнула руки на шее, потянула вниз, осыпая поцелуями подбородок:
– Просто заткнись, стронцо.
Карло ответил на поцелуй, они упали на постель. Маура лихорадочно дергала оборки ночной сорочки. Ткань с треском порвалась, девушка уцепилась за нее, Карло повернулся, помогая. Его гладкая кожа горела под ее пальцами. Острые ключицы, твердые мышцы плеч и спины, пушок на животе, длинные стройные ноги… Маура отстранилась, чтобы рассмотреть тело возлюбленного во всех подробностях. Хорошо, что ночник горит. Хинские гравюры подготовили ее к наличию мужского достоинства, но сильно приуменьшили его размеры.
– Мы, – прохрипел Карло, – не должны…
– Я же велела тебе заткнуться.
Синьорина да Риальто любила и умела командовать. И сейчас ее мало интересовало, что и кому они там должны. Он ей должен. Себя. Сейчас. Полностью.
А потом ей стало не до мыслей. Длинные руки Карло привлекли ее к себе, и губы коснулись ее, и касались, кажется, везде, и влажный жар затопил ее тело от кончиков пальцев на ногах до самой макушки.
* * *
Чезаре пропустил меня вперед. Я пересекла гардеробную и присела на резной, с гобеленовой обивкой, стул у камина. Супруг прикрыл дверь и скрылся за ширмой.
– Если хочешь пить, Артуро оставил где-то здесь бутылочку вина.
– Амароне?
С края ширмы свесился парчовый подол.
– Ненавижу эту приторно-горькую гадость, предпочитаю бароло.
Бутыль в оплетке стояла на круглом столике, и я налила чуточку в пустой бокал, чтобы только ощутить вкус.
– Неплохо. Даже изысканно.
Я наполнила бокал до краев и пила небольшими глотками, смакуя свежую пряность напитка. Золоченый сапог пролетел через комнату, к нему присоединился второй.
– Плесни немного и мне. – Чезаре вышел из-за ширмы босиком, в узких черных штанах и белой сорочке, распахнутой на груди.
– Простите, ваша серенити. – Я потрясла пустой бутылью в воздухе.
– Ничего не оставила? – он посмотрел на бокал.
Поворот головы, движение шеи, мышцы натягивают смуглую кожу… Мой взгляд скользит вниз, по темной дорожке волос от груди к животу. Где-то неподалеку грохотнул залп фейерверка.
– Ничего! – Длинным глотком я допила вино и перевернула бокал, демонстрируя его пустоту. – Кто успел, тот и съел.
Я показала супругу язык и торжествующе расхохоталась.
– Как же так, – сокрушался Чезаре, подбираясь ко мне мягкими кошачьими шагами. – Мои надежды на десерт полностью разрушены?
Сорвавшись с места, я отскочила за кресло.
– Утешьтесь тем, что мне пришлось по вкусу ваше бароло.
Кресло отлетело в сторону, дож схватил меня за плечи.
– Так себе утешение, – сообщил он серьезно, – я требую свой десерт.
И Чезаре меня поцеловал. Глубоко, властно, влажно. И я ответила на поцелуй. Ладони мои прижались к его животу, не затем, чтобы оттолкнуть, а впитывая кожей новые ощущения.