– Это значит, – медленно сообщила Олимпия, – что Чезаре Муэрто нашим клиентом не является и тайны его я беречь не должна.
Я погладила саламандру, успокаивая.
– Олимпия… – голос невольно дрогнул.
– Ну, деточка, смелее.
И я решилась. Путтана выслушала меня не перебивая, а когда я снова начала запинаться, дружески потрепала по плечу.
– Если бы все невинные девы, Филомена, прежде чем исполнять супружеский долг, обращались за советом к профессионалкам, несчастливых браков в Аквадорате стало бы гораздо меньше.
– Спросить подруг в школе я стеснялась.
– К счастью. Невежество девчонок может сослужить плохую службу. Дельфины, говоришь?
– Это единственное сравнение, пришедшее на ум.
– Почему не коровки или лошадки?
– На острове, где я выросла, не было домашнего скота.
– Даже кур? Хотя петухи не обладают нужной снастью.
– Как и большинство рыб. Олимпия, я вовсе не святая простота, для начала мне хотелось бы понять принцип… гм… процесса.
– Объясняю на пальцах.
Пальцы у нее были длинные, усыпанные кольцами, на фаланге правого безымянного я заметила изящную татуированную бабочку.
– Понятно?
Я кивнула.
– Ты даже не покраснела?
– Это обязательно?
– Мужчины от нас этого ждут. И навсегда вычеркни из своего лексикона слово «случка», оно подходит только для животных. Говори: «страсть», или «занятия любовью».
– А потом краснеть?
– Нельзя покраснеть на заказ.
Я попробовала. Не получилось.
– Понимаешь ли, Филомена, мужчины в чем-то крайне наивные создания, но фальшь они чувствуют. Если ты хочешь добиться любви от своего супруга, будь искренней.
– Вы учите меня добродетели? Неужели путтана искренни со своими клиентами? Неужели не притворяются?
– Деточка, – фыркнула Олимпия, – мы даем нашим кавалерам ровно то, чего они от нас хотят. Они ждут притворства и получают его.
– А как же любовь?
– И это мы им даем. С тем лишь крошечным отличием, что мы любим не конкретного синьора, оказавшегося в нашей постели, а саму любовь. Мы, в сущности, жрицы Афродиты, допускающие к своим таинствам тех, кто может за это заплатить. Разумеется, есть среди нас те убогие создания, что просто продают свое тело. – Олимпия вздохнула. – Их жизнь безрадостна. Впрочем, порядочные синьоры, исполняющие супружеский долг без любви, ничем от них не отличаются.
Этическая сторона вопроса была любопытной, я пообещала себе поразмыслить об этом на досуге.
– Расскажите мне о мастерстве. Существуют некие приемы, чтоб разжечь страсть, заставить мужчину вожделеть?
– Разумеется. – Олимпия повела плечами, карминные точки описали полукруг. – Танец как язык любви. В нем участвуют груди и бедра. Видела, что вытворяют на площадных представлениях эфиопские танцовщицы?
– Нет, но теперь посмотрю. Песня?
– Голос может привлечь. Но не слащавые рулады, на которые способен любой размалеванный кастрат, а низкие обертона, хрипотца. Всегда подтверждай слово жестом, взгляд – не прямой, искоса, потрогай шею, убери локон за ухо.
Записать было некуда, я запоминала.
– Афродизиаки. Как они действуют?
– Это, в сущности, мухлеж, деточка. Используя их, ты расписываешься в собственной несостоятельности.
– Но им можно противостоять?
– Разумеется. Иногда это непросто. Но человек тем и отличается от животного, что способен обуздывать желания.
В этот момент Олимпия так напомнила мне сестру Аннунциату, что мне пришлось сдерживать смешок.
– Спасибо. Вы очень мне помогли.
– Погоди, деточка. Тебе, наверное, хочется немедленно применить полученные знания?
Я смутилась:
– Еще не время?
– Ну совратишь ты своего тишайшего, дальше что?
Я показала на пальцах. Путтана покраснела и приложила ладони к горящим щекам.
– Существует сотня способов возлежания. Всех я тебе не перескажу, но, по слухам, в библиотеке дворца дожей хранятся восточные трактаты на эту тему.
– Неужели?
– Запоминай. «Избранное от Белой Девы», это хинский, есть еще индийский с мудреным названием, и величайший труд самого Овидия, называемый «Наука любви».
Она еще что-то перечисляла, но после Овидия в моей голове уже ничего не помещалось. Слишком велик был древний мудрец.
– И посмотри анатомические атласы.
– Потому что мужское устройство отличается от женского?
