Орех взялся за ручки деревянного заслона, которым перекрывали вход в нору и замер на мгновение – из фиолетовой прохлады ночи послышался утробный рев. Привычно стряхнув оцепенение, Орех водрузил люк на место и рев оборвался.
— Дальше я на восток, — сказал Орех, ища что‑то в своем ранце.
— Мне на север, — задумчиво ответил Свист.
Вот и весь разговор. Вскоре они улеглись, завернувшись в колючие одеяла, и уснули.
Он проснулся от настойчивых толчков в плечо. Рядом на корточках сидел Орех.
— Свист, — окликнул он, и видя, что парень проснулся, продолжил. – Рассвело уже, я ухожу. Ты подумай над тем, что я сказал. Хорошо?
Свист сонно кивнул.
— И не залеживайся тут, — буркнул Орех напоследок.
Шорох открываемого заслона, тихие звуки шагов и Свист остался один.
Перевернувшись на спину, он смотрел на каменный потолок – идеально пригнанные друг к другу плиты. Вставать не хотелось, и не потому, что не выспался, а просто потому, как вставать было «надо». Каждое утро, превращалось в маленькую битву с самим собой. Дел‑то: сделать едва заметное усилие над собой и подняться, вот только не хотелось ему его делать. Свист засопел, и раздраженно потер глаза.
Встал рывком.
Когда‑то он даже хотел переселиться в одну из нор, таскать мерцала в Дом, пополнять припасы, но жить в одиночестве. Отец отговорил – разъяснил, что нельзя слишком часто в одной норе бывать, иначе выследят.
Умылся водой из пруда (пить, правда, не стал), позавтракал и зашагал на север.
Утро стояло ясное, солнечное, так что шлось легко и в охотку.
С вершины холма, на котором он устроил привал с обедом, Свист увидел горы, совсем недалеко. Идти оставалось всего ничего. Прикинув расстояние, он решил, что к вечеру должен быть в предгорьях, да и то если не сильно спешить.
До нужной ему норы оставалось совсем немного, небо успело посереть и подернуться вечерней дымкой.
Проходя по руслу высохшего ручья, что некогда бежал между огромных покатых валунов, Свист услыхал странный шум. Будто деревянной трещоткой крутили. Крутили все ближе и ближе.
Мигом покрывшись липким потом, охотник бросился в заросли сухой рогозы, росшей когда‑то по обеим стороны ручья. Он никак не мог определить, откуда раздается странный и страшный звук – казалось, что его источник прячется где‑то над головой, в густых кронах.
Несколько минут он провел в оцепенении, боясь пошевелиться, даже дышал не в полную грудь. Зарывшись лицом в мягкую землю, он мелко дрожал. Все, что рассказывали за столом охотники, все страшные истории ожили в памяти, навалились, зашептали в уши. От страха хотелось кричать, чтобы побороть самоубийственный порыв, он закусил пыльный ворот куртки.
Время шло. Источник звука остановился где‑то неподалеку, в лесу. С ужасом Свист наблюдал, как русло ручья погружается в вечерний полумрак. Встретить ночь тут, прямо посреди сухой травы, казалось еще страшнее, чем столкнуться лицом к лицу с адской трещоткой.
Охотник, опасливо озираясь, поднялся на ноги. Поутихший было, стрекот вдруг резко набрал силы, отчего Свист рухнул как подкошенный, и затаился. Сердце норовило выпрыгнуть из груди.
Спустя некоторое время звук начал слабеть, будто его источник удалялся, а после и вовсе укатился вслед закату куда‑то за горы.
Все еще опасаясь, что страшная трещотка вернется, Свист медленно двинулся вперед, раздвигая стебли руками. Но вскоре ему пришлось отбросить осторожность, и припустить по тропе что было мочи – до наступления темноты оставалось совсем немного времени.
Он выскочил на круглую поляну, по периметру которой колоннадой вставали вековые дубы. У северной границы рос самого древнего вида гигант, такой толщины, что и четырем людям не достало бы рук его обхватить.
Вместе с темнотой в долину с гор спускалась сырая прохлада.
На ходу освобождаясь от лямок рюкзака, Свист бросился к темной дыре между толстых корней дуба. Ногой затолкав в лаз поклажу, охотник ужом скользнул следом. Лишь оказавшись внутри и закрыв проход люком, Свист позволил себе перевести дыхание.
Страх и напряжение медленно покидали его, оставив совершенно опустошенным. Блаженно закрыв глаза, Свист прислонился к стене и медленно сполз по ней на пол, а когда открыл их вновь, то чуть не вскрикнул от неожиданности.
