— С этими что? – гортанно спросил один из убийц.
— Прирежем, — пожал плечами второй. – Или отведем к нам?
— Нельзя вниз. За то, что мы тут побывали, нас накажут, — отрицательно закачал головой лысый.
Он сделал несколько шагов по направлению к беспомощно лежащему охотнику, тот было задергался, желая разорвать путы, да куда там.
Грохот выстрела, и голова убийцы взорвалась кровавым фейерверком.
По–звериному подвывая, товарищ убитого упал в траву и дрожащей рукой нашарил оружие – к грубо выструганному деревянному ложу проволокой был прикручен ствол–трубка. Человек притих, вертя головой и стараясь понять, откуда стреляли. Наконец решившись, он вскочил и со всех ног помчался к ближайшим кустам. Второй выстрел бросил дикаря на землю, проделав в груди черную рану. Захлебываясь кровью тот издох в считанные мгновения.
Лежа на боку, Свист пытался оглядеться, откуда пришло спасение, и спасение ли это вообще – может быть, следующая пуля клюнет в затылок его самого.
Справа послышался тихий треск и на поляну шагнул Орех, держа в руках карабин. Усатый охотник деловито осмотрел трупы, и только потом развязал Свиста. Тот с трудом сел, разминая одеревеневшие запястья и борясь с дурнотой.
— Это кто? – Орех кивнул себе за спину.
Свист пожал плечами.
— Рассказывай, как было. Все, от нашего расставания, — потребовал охотник.
Свист, сбивчиво и вяло, но изложил события минувших часов: про трещотку, про новеньких и про то, как его стукнули по голове.
Охотники стояли, разглядывая трупы. Грубо сшитые одежды из меха и кожи, обуви нет вовсе, оба бриты наголо, а вот бороды имели знатные. Каждый носил на лбу знак – синий, похожий на след змеи завиток.
Из оружия у них имелись длинные, в локоть ножи, топорик (совсем не плотницкого вида) и, как окрестил его Орех, самопал. Нашлась кожаная сума, но ничего интересного в ней обнаружить не удалось – вяленое мясо в тряпице, сушеные фрукты, склянки не пойми с чем, да мешочек с импровизированной дробью и порохом.
Свист хотел было спросить, кто эти люди, но Орех предвосхитил его вопрос:
— Ума не приложу, откуда они такие взялись.
Еще немного постояли.
— Что‑то они говорили про «вниз», или «снизу», — внезапно вспомнил Свист.
— Из Нижнего Леса, что ли?
Орех скептически поглядел на тела, будто стараясь высмотреть там что‑то ведомое только ему.
— Вряд ли, — наконец сказал он, — Как там жить‑то можно?
— Орех, а что они с ней хотели сделать, — Свист кивнул на тело мертвой женщины. – Съесть?
— Наверное, — Орех пожал плечами, а потом добавил. – Ладно, хватит гадать на болотной тине, нужно жмуров этих, и ее тоже, отволочь подальше от норы. Не ровен час, зверья на падаль набежит.
Орех поднял с земли трофейный топор и сунул себе за пояс. Свист только кивнул понимающе.
— Я когда шел, к западу отсюда видал муравейник подходящий, туда и отнесем, — сказал Орех, деловито обвязывая тело одного из пришельцев веревкой, вышла ухватистая петля.
— Далеко?
— Час от силы. К вечеру всех и перетаскаем.
— Сперва давай новичка в нору отведем, мало ли, — напомнил Свист.
Мужчина лежал без памяти там, где его оставили. Орех отволок того в подземелье, но развязывать не стал.
Орех не соврал – когда они мокрые от пота (волочь тела оказалось не так уж и просто), наконец пришли на место, перед ними возвышался огромный муравейник – круглый холм, достигавший плеча Свиста. Казалось, что его склоны шевелились – это огромные, под стать самому муравейнику, насекомые, сновали по своим, муравьиным же, делам.
— Погоди, — Орех выпустил петлю, и труп стукнулся затылком о землю.
Вынув из‑за пазухи топор он, крякнув, двумя ударами отделил голову от тела. После, взявши тело за руки и ноги и раскачав его хорошенько, охотники забросили останки дикаря прямо на гигантский муравейник. Следом отправилась и его голова.
— А говорил – не веришь в охотничьи байки, — попытался улыбнуться Свист.
— Причем тут байки? – Орех не разделил его веселости. – Такое на самом деле бывает – если труп не обезглавить, он встать может. Я сам видел. Поди его потом во второй раз убей.
Свист кивнул.
— Ты башкой‑то не тряси! Горы близко, а рядом с ними трупы как раз таки оживают, здешние места и без того не самые приветливые, нечего еще нам лишнюю мерзость разводить.
