Зимой, когда круг забот сужался и ограничивался пределами двора, вставал пораньше, чтобы до завтрака почистить, покормить, напоить скот,— крестьянин никогда не садился за стол, не подумав прежде о скотине. Поднявшись из-за стола, весь день дотемна возился со всевозможными починками: износившиеся за лето орудия труда ладил, сбрую чинил, серпы зубрил, а вечерами еще садился валенки дратвой подшивать мурлыча что-нибудь под нос.
Однако не этими повседневными делами выделялся Терентий Мальцев в деревенском работящем обществе. Он отличался тем, что в исполнение извечных крестьянских обязанностей вносил творческое начало, с которым и тяжкое дело творилось легко и весело. Хлеб он растил лучше других, что не оставалось незамеченным в тесном деревенском мирке, хоть и не склонен крестьянин признавать за кем-то первенство в главном своем деле. А уж отдавать это первенство молодому хозяину, только-только на ноги встающему, и вовсе не хотелось. Но что поделаешь, если урожаи у него из года в год выше? И на какие причины ни ссылайся, каких оправданий для себя ни выискивай, с хлебом-то и нынче не ты, а он, Терентий, так что не грех и поучиться у него.
Однажды зимним вечером Мальцева зазвал в избу свою Егор Коротовских, недавно избранный председателем комитета крестьянской взаимопомощи. В избе сидели Яков Ерушин и Венедикт Мальцев. На столе пофыркивал самовар. Егор подкрутил фитиль пяти линейной лампы, чтобы свету прибавить:
— Теперь можно палить, керосин в продаже появился.
Поток такой разговор повел:
— Вот ты, леший тебя побери, лучше нас умеешь хлеб выращивать. Правда, некоторые все еще посмеиваются над тобой, однако и такие есть, кто хочет в обучение к тебе пойти, уму-разуму набраться: что и как надо делать на земле, чтобы с хлебушком быть.
— Чтo ж, секретов я не таю,— ответил Терентий.
На следующий же вечер в просторной избе Егора Коротовских сошлось семеро мужиков. Так было положено начало первому в Шадринском округе сельскохозяйственному кружку, которому суждено было сыграть немаловажную роль не только в жизни села, но и в судьбе Мальцева.
Молодые любознательные мужики собирались послушать, для чего семена надо сортировать (новость и дерзость великая по тем временам), зачем раннее предпосевное боронование нужно (прием, разрушающий дедовский обычай). В кружке учились хозяйствовать с умом, читали, слушали, спорили. И занимались опытничеством, каждый на своем наделе: проверяли разные сроки сева, испытывали новые сорта, а испытанные размножали. Сообща, в складчину, приобретали лучшие семена, покупали сельскохозяйственные машины, каких еще не имели даже кулацкие хозяйства, изготовили первое в деревне приспособление для протравливания семян.
Кружковцы стали постоянными участниками осенних сельскохозяйственных выставок, которые устраивались в Шадринске. Накануне жатвы агроном земельного управления объезжал деревни и села, на поля и огороды единоличников заглядывал — искал, кто чем может похвалиться, кто что лучше других делает. И на выставку ехали, как на праздник: кто сноп пшеницы вез напоказ или кочаны капусты, кто породистого коня вел или удойную корову, а кто и инвентарь новой конструкции грузил на телегу.
Со всей округи ехали на выставку крестьяне: посмотреть, поделиться не только опытом, но и семенами, спросить совета у агрономов я ветеринаров.
Отсюда, с выставки, начиналось распространение новых сортов зерновых и овощных культур. Здесь прославлялись на весь округ деревенские опытники, сумевшие в своих единоличных хозяйствах совершить «революцию», как писала «Крестьянская газета».
Замелькало на ее страницах и имя молодого крестьянина Терентия Мальцева, за применение новых агротехнических приемов и за работу по сортоиспытанию награжденного Похвальным отзывом и премированного сепаратором. Появилась и первая его фотография в газете: размашисто шагает по пшеничному полю молодой крестьянин. В рубахе-косоворотке, перехваченной пояском. Волосы перепутаны ветром. Навстречу ему плывут по низкому небу облака, из которых вот-вот прольется дождь. Лицо молодого крестьянина светло и весело. Так и кажется: сейчас он заулыбается от нахлынувшего счастья и крикнет что-то озорное, радостное.
