Харита открыла глаза. Печник трогал ее за плечо, говорил:
— Пойдем ко мне, милаша. Не ночевать тебе тут с покойником! Да ее сейчас увезут, и комнату запечатают.
— Зачем?
— Наследников ждать будут! — усмехнулся старик, — на деньги, как на падаль, всякая гадина налетит! Идем!
Харита всунула свою ручонку в его широкую и теплую и спокойно пошла за ним.
Старик вел за собою мальчишку, качая головой. Они прошли молча за каменную спину дома, печник отворил дверь своего каретника, плюнул в сторону:
— Тьфу, чтоб им пропасть!
И ввел Хариту в темный сарай, пахнувший жильем.
* * *
Старуху увезли скоро, но милиция провозилась в комнате до рассвета. На рассвете милиционер запер дверь, завязал петли веревочками и наложил огромные сургучные печати.
Поплевав на обожженные сургучем пальцы, он взял папку с описью имущества подмышку и, позевывая, вышел.
На улице какой-то парень проворно отбежал от ворот, заметив милиционера. Милиционер подозрительным взглядом проводил его спину, пошел в противоположную сторону и спрятался за углом.
Парень вернулся. Он долго разглядывал номер дома, потом исчез в калитке. Милиционер сказал тихонько:
— Уж пронюхали, черти!
И, крадучись, пошел следом за тем. Заглянув во двор, милиционер увидел, как парень прошел по деревянной настилке до пузатых колонн, обошел их и юркнул вниз.
— Так и есть!
Милиционер спустился за ним. В темном коридоре тот настойчиво дергал дверь, срывая печати. Милиционер вынул револьвер, подошел к нему и сказал спокойно:
— Ну, пойдем! Мне все-равно надо в отделение, заведу и тебя!
Парень окаменел.
— За что же, дяденька?
— За покушение на взлом квартиры и снятие печатей! — торжественно ответил милиционер, — это, брат, не простая кража! Тут годиком — двумя пахнет, понял?
— Не понял, дяденька, ни капельки!
Милиционер осмотрел печати, потрогал дверь:
— Надломлены! — с торжеством заметил он, — надломлены!
Парень, не понимая, посмотрел на печати, потом на милиционера:
— Я ничего не ломал, дяденька! Я только постучаться хотел! Тут старушка горбатая, у ней девочка, мне сказали…
— Кто сказал?
— А этот толстенький, который приходил сюда!
— Тебя подослали? А ты маленький, сам не знаешь, что за это полагается?
— За что, дяденька?
— За взлом печатей!
— Я же, дяденька, не знал, что тут печати. Мне старушку надо!
— Ста-а-рушку? — недоверчиво протянул милиционер и вдруг прогремел в ухо парню, — ты кто такой?
— Я приезжий, дяденька, я не здешний!
— Гастролер?
Паренек растерялся.
— Нет, дяденька!
— Да какой я тебе дяденька! — сказал милиционер, сердясь, — ты что дураком прикидываешься!
— Я не прикидываюсь!
— Пойдем, пойдем! Нечего народ булгачить — не уйдешь! Тут вашего брата не любят!
Где-то за рыжими широкими дверьми как-будто просыпались люди, слышались испуганные голоса. Милиционер тронул плечо парня — тот отскочил в глубину коридора:
— Дяденька, не троньте меня. Я невиноватый! Я лучше уйду совсем!
— Со мной пойдешь — добром?
— Не пойду, дяденька!
— Хочешь народ взбулгачить, самосуда добиться?
Парень вышел из темноты, подошел к дверям, сказал растерянно:
— Дяденька, да тут старушка горбатая живет!
— Жила, милый, жила, да вся вышла!
— А у нее сестренка осталась! Я ee ищу уж сколько времени! Я всю ночь искал, как узнал, что она у старухи этой живет!
— Что ты плетешь? Не было тут никакой девчонки. На рассвете по делам не ходят, да ты кто такой?
— Брат ей! Девочке-то старухиной!
Милиционер вывел из коридора парня, оглядел его костюм.
— Ну, видать, что за птица, пойдем!
— Не пойду я! Никуда не пойду.
— Что? — закричал милиционер.
Он схватил парня за плечо и толкнул вперед. Тот ткнулся в стену, спотыкаясь, ударился спиною в стекло окна и выдавил его. За окном загудели испуганные голоса.
— Кто там?
— Что такое?
В коридоре захлопали двери. Милиционер спросил:
— Документы у тебя есть?
— Нет!
— Ну, пойдем! Что тут канителиться! Слышишь?!
Взлохмаченные головы высунулись в окна. Прасковья с торжеством завизжала:
— Поймали, поймали!
— Где поймали?
— Кого поймали?
Парень, недоумевая, оглянулся на голоса:
— Да не жулик же я, товарищи!
— Бить его!
— Самосудом расправиться! — визжала Прасковья. Милиционер решительно положил руку на плечо парню. Он съежился, втянул голову в плечи и пошел покорно вперед, не оглядываясь на визжавших во дворе баб.