— Куда, рваная?
Девочка покорно отошла. Голубоватый электрический свет напомнил о необыкновенном том городе. Он был где-то, — она уже не сомневалась теперь в этом, — но добраться до него было трудно: все дороги туда крепко охранялись сердитыми людьми, не похожими на деревенских рыбаков.
Неожиданно кто-то легонько тронул Хариту за плечо. Она оглянулась проворно — сзади шли ребята. Рыжий махнул ей рукой:
— Ну, пойдем, что ли!
Харита живо пошла за ними. Рыжий ворчал, как взрослый:
— Вот эти девчонки! Прямо дохлый народ — ничего не умеют! Все ты ей покажи, проводи да посади! Ну, что отстаешь, дохлая?
Харита бежала за ними, задыхаясь. На ходу сказала:
— Посадите меня, братики! Я вам гривенничек дам!
— Дам! — передразнил мальчишка, — иди уж! Зачем тебе в Москву надо? Приютская, что ли?
— Нет, — сказала Харита, — у меня там мамка в кухарках живет, теперь велела мне приезжать!
— Заберут дорогой в приют! — буркнул мальчишка, жалея уже запыхавшуюся девчонку, с жалкими косичками, болтавшимися на спине ее, как живые, — гляди сама!
Они шли в тени высокой платформы. Когда платформа кончилась, мальчишки осмотрелись, потом, обойдя тупик, стали пробираться через пути, прячась в тени вагонов. Здесь не было высоких фонарей, керосиновые лампочки в стрелочных фонарях горели тускло. Харита шла за спиной рыжего мальчугана, стараясь не отстать, не потеряться. Она смотрела только в его спину и не видела, куда шла.
Ноги натыкались на рельсы и шпалы В длинных переулках между вагонами было темно и тихо. Иногда мелькали фонарики в руках сторожей, — от них нужно было прятаться за колеса вагонов и сидеть не дыша, выжидая.
Ребята разыскивали на путях какой-то состав, присматривались к вагонам, останавливались, соображая. Наконец, решили твердо:
— Беспременно, что этот! Садись, ребята!
Под вагонами девочка шла, натыкаясь на железные углы. С разбитого лба на руке осталась горячая и липкая капля. Харита подумала:
«Кровь!»…
Но ничего не сказала, не пожаловалась, не остановилась. Рыжий мальчишка открыл дверцу черного, пахнувшего нефтью и копотью дровяного ящика:
— Ложись тут, девчонка, лежи смирно, хоть день, хоть два! Завтра этот поезд непременно пойдет, потому что вагоны вчера еще мыли! Лежи!
— А вы? — откликнулась девочка из ящика шопотом.
— Мы в следующем поедем!
Они захлопнули дверку, Харита очутилась в черном мраке, духоте и тепле. Она протянулась в ящике, как в постели, вздохнула спокойно, — как будто теперь все было сделано, можно было покойно жевать хлеб, спать и думать об удивительном городе, к которому она приближалась.
Харита закрыла глаза. В тишине и мраке ослепительные огни, прыгавшие перед ее глазами, долго мешали ей уснуть, как жалость к Алешке, не знавшему ничего о событиях в жизни Хариты.
* * *
Сквозь сон Харита слышала, как двинулись вагоны. Она улыбнулась счастливо, но, открыв глаза, увидела тот же сплошной мрак и снова заснула. Проснулась она от голосов, звучавших где-то очень близко.
— Посмотри здесь, Веселов!
— Иду!
Харита вздрогнула и застыла. Кто-то ходил подле вагонов. Затем уже совсем рядом она услыхала шаги подлезавшего под вагон человека и глухой голос:
— То-исть ни одного поезда не отправили, Павел Иванович, чтобы полдюжины не найти! Ящики эти хоть бы отломать вовсе!
— Что не запираете?
— Разве назапираешься?
Дверка ящика загремела, дневной свет ослепил девочку. Она съежилась от страха. По спине пробежал ледяной холод, овеял сердце и заледенил.
— Ну, вот и тут один! Вылезай, окаянный!
Тяжелая рука опустилась на плечо Хариты. От этого прикосновения она пришла в себя. Тепло разлилось по всему телу, обожгло щеки горячей кровью и брызнуло из глаз слезами.
— Дяденька, дяденька, не тронь меня!
— Действительно, не тронь! — грубо оборвал ее голос, — выходи, говорю! Не то за уши вытяну!
Харита вылезла.
— Тьфу, пропасть! Девчонка, оказывается!
— Дяденька, дяденька…
— Иди, иди!
Крепкая рука проводника вытянула ее из под вагона. За вагоном стоял кондуктор, он посмотрел на девочку, спросил коротко:
— Чья? Откуда?
— Сирота я! Дальняя! К мамке в Москву еду, мамка в кухарках там…
— Ну, ну! — оборвал ее толстый, спокойный кондуктор, — затянула! Эту в охрану сдай, Веселов!