– Тише, – приложила она палец к моим губам и проскользнула в комнату. – Ежика разбудишь. Ты знаешь, зачем я здесь.
Илва опустилась на кровать. От ее тела пахло снегом и душистыми травами. Я спрятал меч, сел рядом и спросил:
– Как же Олег? Ты же пошла с нами ради него.
– Ты так думаешь? – прищурилась Волчица. – Может быть, я отправилась ради тебя? Но ты же у нас неприступный воин, герой, кружащий голову девушкам. Только и мечтаешь, что о своей Гулльвейг. Видел, как на тебя смотрела эта девчонка?
– Кто, тролль?
– Да. Просто пожирала взглядом. Берегись, я тоже хищница.
Она обвила руками мою шею, потянула к себе, и мы вместе упали на кровать. Илва принялась меня целовать, жадно впиваясь в губы заостряющимися зубами. Олег за стеной всхлипнул сквозь сон и замолчал.
– Прекрати!
Я прижал руки Илвы к подушке, отстранился, а затем мягко прикоснулся губами к ее щеке. Целуя, опустился на шею. Надолго припал к ямке над ключицей, где чувствовалось, как колотится ее сердце. Илва едва слышно застонала. Ее руки ослабли, она прекратила вырываться.
– Мне не нравится твоя рубашка, – сказал я. – Ты должна ходить в шелках, а не в грубом полотнище. Как развязываются эти веревки на груди?
– Неумеха, ты затянул узел. Ой, а теперь разорвал.
– В нашем мире рубашки тонкие и нежные, как твоя кожа. Шелк течет между пальцами, когда ты гладишь ладонью, а затем освобождаешь то, что под ним. Вот так.
– Я люблю, когда ты рассказываешь про свой мир.
Ее рубашка соскользнула на пол, задев стоящую на стуле свечу. Мы очутились в жаркой темноте, наполняя ее стонами и звуками поцелуев.
– Гулльвейг, – шептал я.
– Я не Гулльвейг, – говорила Волчица. – Скажи мое имя, – просила она.
– Илва, – отвечал я.
– Еще, говори его еще.
Ее кожа была мягкой, и зубы больше не заострялись… Потом мы сидели и молча слушали жучка-древоточца.
– Знаешь, – сказала Илва. – Я вспомнила себя, когда мы проходили в призрачный город. Вспомнила, – задумчиво повторила она, перебирая пальцы на моей руке. – Я – воровка. Обыкновенная воровка. Раньше таких называли медвежатниками. Нет, я не хакер – специализировалась на сейфах с механической защитой. Может, слышал о краже на выставке бриллиантов в Николаенске три года назад?
– Ты?
– Я. Допустила оплошность. На мой след основательно сели. Грозило лет десять, а то и двадцать. Когда не было выхода, я подключилась к игре.
– Где ты в реальности?
– Не знаю. Меня не отключили. Может быть, нахожусь в тюремной больнице. Может, куда еще упекли. Но в игру с режимом «хардкор» ретурнеры за мной не сунулись. Да и я бы так просто им не далась.
– Как тебя зовут по-настоящему?
– Какая разница? – Она поднялась и подобрала с пола рубашку. – Здесь я – Илва, оборотень-полукровка. Такая жизнь лучше, чем гнить в тюремной камере. Так что мне незачем возвращаться.
– Но ты идешь с нами.
– Не хочу расставаться, – Илва неожиданно крепко меня обняла. – Не хочу. Ты пришел в игру, ретурнер, пришел не за мной, но для меня все изменилось.
Было хорошо вот так прижимать ее к себе, не думая ни о чем.
– Но я все равно должен уйти, – сказал я.
– Знаю. Тихо! – Илва напряглась, прислушиваясь. – За дверью кто-то есть.
Я взял меч. Подумалось: вдруг это Олег? Мне не хотелось устраивать с ним ссору. Но когда я распахнул дверь, то за ней стояла Юрха.
– Ты умеешь читать? – Она шагнула в комнату, и я не решился ей помешать.
Голос у нее оказался тонкий и мелодичный, не такой как днем.
– Да. Конечно, – кивнул я.
Илва сидела на кровати, почему-то прикрывшись одеялом, хотя успела надеть рубашку.
– Вот, – протянула Юрха клочок бумаги. – Читай.
– Но тут только несколько ничего не значащих слов, – сказал я. – Очень маленький кусок, понимаешь?
– Жаль, это все, что удалось добыть. Но я помню, что говорил отцу тот мужчина, у которого была бумага. – Ее голос вдруг изменился, стал грубым, как воронье карканье. – Большие деньги. Нам столько за год не взять. Маркграф из Формира свое слово держит. Увидишь огненного волшебника – дашь знать.
– Хорошо, Меино, конечно, – продолжила Юрха голосом отца. – Мне не нужны неприятности. Ты же со мной поделишься? Потом…
