– Юрха, – сказал он. – Юрха, прости.
Она шла мимо нас сквозь буран, как призрак. Казалось, что падающие снежинки обнимали ее тело, закручивались вокруг нее вихрями. Юрха подошла к отцу и обняла.
– Пойдем домой, – прошелестел ветер невидимой травой.
Когда они проходили рядом, я увидел его наполненные страхом глаза. Олег застонал.
– Ежик, – сказал он. – Ежик.
И пополз к лежащему в кровавом снегу мальчишке. Я знал, что сейчас будет: все было напрасно. Я не выполнил работу в самом конце задания. После такого удара Ежика не спасти.
Олег подполз к сыну, приподнялся и начал гладить ладонями его лицо.
– Он жив! Жив! – закричал Олег и, запрокинув голову, засмеялся.
Ежик открыл глаза и заплакал, обняв отца.
– Жорку жалко.
Меч, который должен был разрубить спину мальчишке, лишь разрезал его заплечный мешок, в котором сидела крылатая жаба. Снег был залит ее кровью. Олег прижал Ежика к себе.
– Я куплю тебе новую. Вернемся в реальность, и куплю. Хомячка. Хочешь, я куплю тебе хомячка?
Превратившаяся в человека Илва поднялась на ноги. Не удержалась и снова опустилась в снег.
– Оборотень еще жив, – сказала она.
Я подполз ближе. Оборотень, с которым она дралась, тоже принял человечье обличье. Его грудь проваливалась огромной дырой, на губах пузырилась кровавая пена.
– Проклятая тролль нас убила, – сказал он. – Говорил Гвену, чтобы от нее избавился.
Я приставил меч к его горлу. Оборотень засмеялся.
– Незачем, – сказал он. – Со мной все кончено.
– Кто вас послал? Маркграф из Формира?
– Он обещал награду любому, кто принесет голову огненного волшебника – бывшего генерала Фойрига. Вы покойники, потому что за вами отправились «Невашдни».
Он закашлялся и закрыл глаза.
– Возьми, – Илва протянула мне одно из зелий лечения, которыми снабдил нас в дорогу Вот. – Я уже выпила. Олегу дай, а то весь исполосован.
Буран прекратился, из-за туч выглянула идущая на убыль луна. Ежик похоронил в снегу зарубленную жабу.
Когда мы уезжали, Гвен вышел из дома.
– Я по-настоящему починил ваших птиц. Профессиональная гордость.
– Не боишься с нами разговаривать, предатель? – Олег прищурился и опустил ладонь на рукоять меча.
– Нет, – пожал плечами Гвен. – Я против вас ничего не имею. Здесь трудно выживать. Такой мир. А она не даст вам меня убить.
Юрха стояла у ворот и молча смотрела на нас. Когда мы проезжали рядом, я неожиданно для самого себя наклонился и поцеловал ее в щеку, которая оказалась по-человечески теплой. Сидящая позади меня Илва хмыкнула. Юрха улыбнулась и долго махала нам вслед рукой.
Десятая авентюра
Побережье
Утреннее солнце выглядывало над скрывающимся в туманной дымке горизонтом. Наверное, там, далеко на востоке, шел снег, бушевала буря, но здесь буран прекратился, на ясном небе наперегонки друг с другом летели лишь несколько подкрашенных розовыми красками тревоги облаков. Сильный ветер порой спускался к самой земле, и его холодные порывы уносили снег прочь, оголяя черные камни. Уже целый час мы пытались объехать врезавшийся в сушу фьорд, ведя гасторнисов вдоль скалистого берега. Внизу блестел лед. Ежик дремал, опустив голову на спину Олега. Илва, наоборот, проявляла активность, будто не было бессонного ночного путешествия.
– Красиво, – сказала она. – Ты жил на подобном берегу?
– Нет. Это фьорд – залив, а моя хижина стояла у самого океана, – я подавил зевок. – Плохо, что мы сбились с дороги. Лишняя трата времени.
– Смотри – зимники расцвели!
Несколько цветов у самого края обрыва раскрывали красные, дрожащие на ветру лепестки. Зимники зацветают в самый разгар холодов, вопреки здравому смыслу, нарушая все законы природы. Чем холоднее зима – тем крупнее их цветы. Они упрямо прорастают сквозь снег, пробивают наст, цепляясь за камни, противостоят яростному ветру. Говорят, что их опыляют зимние феи. Семена зимников – белые кисточки с красными коробочками летят над фьордами, падают, скользят по льду, забираются на неприступные берега.
Я остановил своего гасторниса, спрыгнул и пошел к цветам.
– Стой! Не надо! – вскрикнула Илва.
Но я уже стоял на краю обрыва и наклонялся, чтобы нарвать букет. Вернулось ощущение из детства. Точно так же я стоял на берегу у покрытого льдом океана и чувствовал перед собой необъятный мир. Или я замер у балкона на десятом этаже, когда Олег вылез на перила в попытке доказать свою храбрость? Страх и понимание глупости – своей, чужой? – сливались с чувством восторга от содеянного. Потом, когда мы с Олегом отбежали на лестницу и когда я отошел от обрыва, появилась дрожь в ногах. В настоящем мире мы больше не проводили таких глупых экспериментов, но в игре я подходил к краю обрыва вновь и вновь, пока не переборол свой страх. Теперь я не боюсь высоты.
