Грязная война - страница 24
– And now ladies and gentlemen, а сейчас дамы и господа, уникальный и неподражаемый номер, которого вы все ждали. Зажигательная, неудержимая королева Парижа! I give you the one and only…[9]Габриэллу Тайгер!
Бетси похвалила ее костюм. Тимоти сделал ободряющий жест. Мари поправила ей парик и пожелала удачи.
Ингрид глубоко вдохнула и вылетела на сцену под приветственные аплодисменты. Свет прожекторов ослепил ее, она не видела ни одного лица. Но почувствовала изумление публики. На секунду толпа замерла в недоумении. Ингрид, покачиваясь, подошла к авансцене и крикнула изо всех сил:
– Happy Halloween everybody! [10]
Тогда наконец послышался смех, восхищенный свист, и все слилось в единый восторженный крик. Ингрид сорвала с себя правый рукав, повертела им и бросила в зрителей. Плечевой и лучевой кости как не бывало. Какой-то поклонник во всю мочь завопил: “Габриэллааааа!!!” Дразня публику, Ингрид несколько секунд вертелась на сцене, потом сорвала левый чулок, обнажив белую, как крем, ногу. Исчезли бедренная и берцовая кость. Остатки костюма соскользнули, словно в зачарованном сне. Испарились тазовые кости. Растворился крестец. Упали ребра. Улетучилась грудь. Вот закрутились и исчезли ключицы. А вместо этого появились округлое шелковистое плечо, притягательный изгиб бедра, атласный живот, сияющая грудь. Срывая с себя одежду, возвращаясь из страны мертвых, Ингрид наполнялась кровью и плотью, восстанавливая контуры своего тела.
Сначала она напугала зрителей, потом завоевала. Так каждый раз. Она хотела доставить им удовольствие, потому что знала, что они остро нуждаются в нем.
Как всегда, Ингрид покинула сцену с сожалением. Ей казалось, что она слилась с публикой воедино, знала, что это иллюзия, но ей было наплевать. Мари ожидала ее, распахнув серебристый пеньюар с логотипом “Калипсо” – мягкий, но неумолимый знак возвращения в реальность. Ингрид завернулась в него и направилась к себе в уборную.
Мысленно она еще пребывала в эйфории танца. Лола по-прежнему восседала в кресле, Зигмунд лежал у ее ног, словно сфинкс, охраняющий мрачное божество. Портвейна в бутылке существенно поубавилось. Ингрид знала, что, когда ее подруга сидит на одном месте, мысли ее устремляются все дальше в опасную область. Как отдать долг погибшим друзьям.
– Твои поклонники не разбежались с воплями?
– Миссия выполнена, Лола. Они это пережили.
– Поразительно. Иногда ты мне кажешься жрицей какого-то культа, которого еще не существует.
Ингрид сняла парик и водрузила его на голову деревянного манекена. Затем встала у зеркала и начала снимать макияж. Теперь, когда она станцевала, ей стало лучше. Можно принять неизбежное.
– Я пытаюсь рассуждать, как он, – сказала Лола. – Будь я на его месте, знаешь, что бы я сделала?
– Нет.
– Я бы привлекла того же судмедэксперта, что и в деле Киджо. Следы со временем исчезают, а значит, ни один из них нельзя упустить.
– Ты наверняка права.
– Злишься, что я говорю с тобой о Саша?
– Вовсе нет. Никто и представить не мог, что кто-то еще умрет такой же страшной смертью, как Туссен Киджо. Ты хочешь разыскать Эме Банголе?
– Бартельми говорит, его нигде нет. В свое время Банголе не знал ничего такого, чего не знала бы я. Саша думает, что он знал больше, чем говорил, но это лишь потому, что нашему майору не за что зацепиться.
– Могла бы ему сказать, что и тебе известно не больше.
– Он меня вывел из терпения.
– Хочешь побегать с ним наперегонки, да?
– Нет, конечно. Можешь представить, как я бегу со своим воротником и несчастной рукой, разбитой вдребезги?
– Вдребезги, прямо больно от этого слова. Представляются раздробленные кости.
– Еще бы, после таких-то танцев. Ждешь не дождешься Рождества, чтобы нарядиться бабушкой Морозом. Слушай…
