Саша молча ждал продолжения.
– Всегда интересно наблюдать, как молодой еще человек приступает к расследованию. Я веду дело “Евросекьюритиз” уже шесть лет и три месяца. Такое же интересное и трудное, как путешествие по дантову аду. Спускаешься из круга в круг в поисках средоточия лжи и продажности.
– И где в этом лабиринте Ришар Грасьен?
– Разумеется, с краю. Он умный человек. Тянет время, не показывая вида. Защищает своего друга Кандишара как великолепный актер.
Луи Кандишар, бывший министр иностранных дел, был центральной фигурой дела “Евросекьюритиз”. Подозрений в причастности к финансовому скандалу оказалось достаточно, чтобы разрушить его политическую карьеру. Группа судей, к которой принадлежал Сертис, пыталась доказать, что Кандишар получал откаты через клиринговую компанию в Лихтенштейне для своей предвыборной кампании. А поскольку функции следственных судей были подвергнуты пересмотру, Сертис хотел захватить последний трофей перед торжественным уходом.
– Это убийство – гнусность, – снова заговорил Сертис. – Однако надо признать, что случилось оно вовремя. Грасьен получил страшный удар. Жажда мести может подтолкнуть его к опасным решениям. Например, сдать кое-кого из друзей. Я готов подобрать жемчужины, которые посыплются из его уст. Вы уже его допросили?
Вопрос прозвучал как угроза. Саша мог бы перефразировать слова судьи: “Надеюсь, вы проинформируете меня прежде, чем взять на себя инициативу его допроса. Это моя привилегия”.
– Пока нет.
Судья не сумел скрыть облегчения, смешанного с самодовольством. Под незапятнанным одеянием таилось поле ядерных сил.
– Грасьен – ветеран своего дела. За шестьдесят два года он успел свести знакомство со всеми видными политиками своего времени. Он видел молодых честолюбцев, поднимавшихся к вершинам власти, становился конфидентом беспощадных акул промышленного и финансового мира, сидел за одним столом как с наиболее влиятельными воротилами международной торговли оружием, так и с самыми отвратительными мошенниками. Его квалификация, словоохотливость, умение слушать, прямота создали ему репутацию. Блестящая витрина, привлекающая наивных простаков, которые не видят грязи в подсобке. Наши правительства сменяли друг друга, Грасьен остался прежним. Он важный посредник между нашей прекрасной демократией моралистов и некоторыми государствами с каким-нибудь воинственным царьком на троне, крупным потребителем ультрасовременного смертоносного оружия.
– Как, по-вашему, во все это вписывается убийство Видаля?
– Я допрашивал его как сотрудника Грасьена. Начал он с нуля, но, будучи ловкачом, усвоил хорошие манеры так же быстро, как международное право. Конечно, из-под изысканности, обретенной в сотрудничестве с Грасьеном, еще кое-где проступала вульгарность. Как бы там ни было, ученик казался очень преданным своему учителю.
– Казался?
– Мне ничего не удалось из него вытянуть, но если бы он не умер, кто знает…
– Последнее время они с Грасьеном занимались чем-то более деликатным, чем обычно?
– Этого я не знаю. Но ходит один любопытный слух. И слух этот держится уже несколько лет…
Судья выдержал паузу, скрестив холеные руки на белоснежном жилете. Саша принял такую же позу и вежливо улыбнулся.
– Говорят, что Грасьен фиксирует сделки со своими клиентами в записных книжках, мой дорогой Дюген. Между тем карьера его довольно длинная, не забывайте об этом.
Записные книжки Грасьена или код доступа к делу “Евросекьюритиз”? Последнее крупное дело судьи. Казалось, в просторном кабинете, словно перед неминуемой бурей, серым облаком витали слова Марса. “Грасьен – махинатор, а Сертис – крестоносец… Вполне возможно, что эти двое движутся в одном направлении… А потому, Саша, осторожность и еще раз осторожность”.
– Вас ведет мой коллега Максанс, Дюген?
Ни “мой дорогой”, ни “майор”, да и вопрос чисто формальный. Кто же не знает, что дело Видаля курирует судья Максанс?
– Да.
– Бенуа Максанс – замечательный человек. Он сумеет до поры до времени не спугнуть Грасьена. А сейчас сожалею, Дюген, меня ждет важное совещание…
Судья поднялся. Саша встал, но поднял руку, призывая его выслушать. Этот спокойный, но решительный жест, остановивший Сертиса, заставил того сдвинуть брови.