– Ну что, уже лучше? – спросила Гретхен.
Гансик промычал что-то нечленораздельное, мама кивнула.
Тут она взглянула на часы и сказала:
– Все, дорогуша, мне пора. Мари-Луизе надо на работу, а Магду с Пепи одних не оставить! Иначе они весь дом перевернут!
Мама чмокнула Гансика в ухо. Гансик отцепился от нее и слез с колен. Мама поднялась и попрощалась:
– Ну, до завтра! – Потом повернулась к Гретхен и пояснила: – Мы договорились, что завтра я заберу Гансика из школы и мы вместе куда-нибудь сходим!
Тут Гретхен вспомнила о потерянном портфеле. Гансик, похоже, совсем о нем забыл. «Надо бы сказать», – подумала Гретхен, но тут же отказалась от этого намерения, боясь, что Гансик разнюнится и все опять пойдет по кругу.
– Пока, – сказала она и вместе с мамой вышла из детской.
В коридоре их поджидала бабушка. Вид у нее был виноватый, как у нашкодившего ребенка.
– Дядя завтра меня заберет! – сообщила она. – Послезавтра день рождения у Марии! Ей ведь семьдесят исполняется. А у меня из головы чуть не вылетело!
Мария была бабушкиной сестрой.
– Значит, ты на выходные уезжаешь в Цветль? – уточнила мама.
– Не на выходные, а вообще! Я там живу, между прочим! – с некоторым вызовом заявила бабушка, напоминая подростка, отстаивающего свои права.
Гретхен исподтишка наблюдала за мамой, пытаясь прочитать по выражению ее лица, как она относится к этому известию. Вздохнула с облегчением? Или испугалась?
– Ну и правильно! – ответила мама. Ее лицо осталось совершенно невозмутимым.
Домой Гретхен с мамой шли пешком. Они разглядывали витрины и говорили о том о сем: не ограничиться ли на ужин творогом и редиской, хватит ли на сегодня хлеба, не пора ли Магде купить новые туфли. А еще о том, что химическая завивка выглядит все-таки ужасно. И что учитель по английскому у Гретхен – страшная вредина. Обе они при этом знали, что есть совсем другие, гораздо более важные темы, которые действительно нужно было бы обсудить.
Только после того как творожно-редисочный ужин остался позади, Магда с Пепи отправились спать, а Мари-Луиза, мама и Гретхен устроились на балконе: Мари-Луиза и мама с вязаньем, Гретхен просто так (ей нравилось сидеть и смотреть в звездное небо), – только тогда мама вдруг спросила Гретхен, не поссорились ли бабушка с папой. Ведь бабушка никогда бы не бросила папу ни с того ни с сего, без веской причины.
– Да нет, это я ее уговорила уехать, – призналась Гретхен. – Она истосковалась по Цветлю. А здесь ей совсем не нравится!
Мари-Луиза опустила вязание на колени.
– Как же теперь Эгон будет управляться с Гансиком? – спросила она.
– Никак, – ответила мама.
Потом она сказала, что устала, и, зевая, ушла с балкона. А Гретхен с Мари-Луизой остались сидеть. Они смотрели на небо, и Мари-Луиза показывала Большую и Малую Медведицы, а еще Венеру, которую иначе называют Вечерней звездой. Она рассказала, что в детстве мечтала изучать астрономию. Но путала слова «астрономия» и «астрология». Вот спросят ее взрослые: «Кем ты хочешь стать?», а она отвечает: «Астрологом». И все смеются.
– А еще я хотела стать строителем храмов, – сказала Мари-Луиза со смехом. – У меня была целая куча альбомов, в которых я рисовала церкви. Огромные такие церкви, настоящие соборы! Все немножко в готическом стиле, если я правильно помню.
– Почему же ты стала социальным работником? – спросила Гретхен.
– Потому что на социального работника учиться всего два года, – объяснила Мари-Луиза. – И потому что строительниц храмов в природе не бывает. И потому что моя мама говорила, что социальная работа – хорошая профессия для женщины! – Мари-Луиза зевнула и сунула вязание в полиэтиленовый пакет. – И, в сущности, тут она оказалась права. В виде исключения. Профессия действительно подходящая. Мне нравится. Не говоря уже о том, что странно было бы заниматься строительством храмов, не веря в бога! – На этом Мари-Луиза поднялась с места и предложила пойти спать.
На следующее утро не успела Гретхен войти в класс, как Габриэла сообщила, что только что приходила секретарша и велела ей немедленно явиться в канцелярию.
– Наверняка из-за Гансика, – предположила Гретхен.
