Гретхен украдкой посмотрела на большие настенные часы, висевшие за спиной у директора. Четверть девятого. Если папа понял, о чем его просили, то он вот-вот должен появиться. А до того, решила Гретхен, придется последовать примеру Гансика и молчать. Оправдываться не имеет смысла. Их много, вдвоем с ними не справиться! А папа что-нибудь придумает!
Гретхен опустила голову и закрыла глаза. До нее долетали отдельные фразы. Вот директор пустился отчитывать ее. Потом подключились родители пострадавших.
– Они друг друга стоят – что брат, что сестра! Та еще парочка! – негодовала одна из дам.
– И кто заплатит за это? Только очки стоят 2500 шиллингов! – сказал кто-то из взрослых.
– …опасность для общества! …отравляет обстановку в классе! – пробасил мужской голос.
– …рубашка вся в клочья! – добавил второй женский голос.
– …а брюки и куртку придется нести в химчистку! – опять прогудел бас.
«Только не слушать, только не слушать и ждать папу, – говорила себе Гретхен. – Выставляют нас с Гансиком какими-то злодеями-преступниками! Но мы же не такие!»
Ровно семь минут простояла Гретхен с опущенной головой перед директорским столом. Наконец дверь распахнулась, и секретарша, как придворный церемониймейстер, торжественно провозгласила:
– Супруги Закмайеры! Прошу!
Гретхен тут же подняла голову, Гансик продолжал пребывать в понуром оцепенении. Гретхен сумела даже выдавить из себя жалкую улыбку, адресованную папе и маме.
Разбирательство в директорском кабинете продолжалось еще больше часа. Разговор получился бурный. Папа с мамой сразу согласились, что нападение Гансика на малыша Вебера гуманным актом не назовешь. Но за свое некрасивое поведение Гансик уже поплатился. Мама обратила внимание присутствующих на ссадины и синяки на его распухшей физиономии, а папа добавил, обращаясь к родителям Вебера:
– Если бы мы залепили пластырем всю эту красоту, то наш сын выглядел бы еще почище вашего!
Повреждения прочих участников драки папа вообще не счел заслуживающими внимания. Неужели родители этих мальчиков считают своих сыновей жалкими хлюпиками, которые не могут постоять за себя? Неужели одна девочка могла причинить им такой урон? При чем здесь его Гретхен, если они, как последние трусы, бросились бежать и, запнувшись, повредили себе руки-ноги? – вопрошал папа. А что касается укуса в ухо, вмешалась мама, то это недружественное действие Гретхен произвела в порядке вынужденной самообороны. Сама по себе ее Гретхен и мухи не обидит!
– Наша Гретхен ни с того ни с сего никого не кусает! И уж тем более за ухо! И уж тем более мальчика! – решительно заявил папа.
– И вообще, – хором сказали мама с папой, – школьные драки – дело обычное. И раньше дети дрались, и сейчас дерутся, и всегда будут драться, – подвели они итог, призвав всех не раздувать по этому поводу большой скандал.
– Стоимость разбитых очков мы, разумеется, возместим! – сказала мама напоследок.
– Через нашу страховую компанию! – уточнил папа.
На часах было уже почти десять. Директор явно утомился. Он объявил, что ему все ясно и разбирательство закончено. Решение об оценках по поведению обоих Закмайеров будет принимать педсовет. Никаких других дисциплинарных мер он принимать не станет. Но родители пострадавших, конечно, вправе обратиться с соответствующим заявлением в полицию. Никто не может им этого запретить.
– Но тогда и мы заявим в полицию! Нашего Гансика тоже поколотили будь здоров! – пригрозили папа с мамой.
Такой исход дела не очень понравился родителям драчунов. Поворчав немного, с кислым видом они вышли из директорского кабинета. Директор призвал участников драки в знак примирения пожать друг другу руки. Без особого энтузиазма все обменялись рукопожатиями, после чего трое «увечных» и очкарик Вебер отправились к себе в класс. Папа с мамой стали прощаться с директором, поблагодарив его за проявленное понимание и глубокое знание детской психологии. Директор взял с Гретхен и Гансика клятвенное обещание, что они не будут больше ввязываться в драки, ни в порядке нападения, ни в порядке самообороны, и на том семейство Закмайеров отпустил.
