Случилось это так. Стеф остановил платформу на берегу и отправился к воде – помыться да побриться. Не хотелось ему перед братьями предстать заросшим бродягой, а именно так он сейчас и выглядел. Одежда вся грязная, истрепанная, но это бы ладно, не со званого обеда, чай, едем. Я, конечно, побурчал для порядка, мол, нашел на что время тратить (хотя что там от пяти минут сделается), но подопечный лишь отмахнулся и пошел к воде. Тогда-то я и засек людей.
Их было полтора десятка конных, и шли они вдоль реки прямиком к месту нашей стоянки. Из-за изгиба реки они еще не могли нас видеть, я же, однако, с дрона мог разглядывать их с полным удобством.
– Патруль, похоже, – сообщил я граничнику, – пятнадцать человек конных. Около полутора километров.
– Ополчение? – с легким удивлением уточнил Стеф. – Так далеко от границ?
– Да уже, считай, на землях епархии. Дураки тебе демоны тут Разломы делать.
– Все равно. По уставу на край Стражи ходят. Два граничника, лучше с ревнителем. Не видишь никого из наших?
– Далеко еще. Может, не разглядел.
– Так погляди, подгони дрона поближе, что я тебя учу? Я оденусь пока.
Я ощутил что-то вроде сожаления, смешанного с иронией – успел, оказывается, привыкнуть, что командую я, а не Стеф.
– Сей момент, – буркнул я и сосредоточился на управлении разведчиком. Нет, ну надо же, какая интересная у меня реакция!
Добравшись дроном до границы, за которой он уже мог потерять сигнал со мной, я максимально увеличил картинку и принялся рассматривать всадников. Действительно, ополченцы. Вооружение, по крайней мере, мирянское: пики, арбалеты, сабли. На условно спокойных территориях Ассамблея неохотно давала оружие древних простым людям. Одеты они были в обычную для общинников одежду, некоторые, правда, нацепили поверх рубах да курток кожаные панцири.
– Точно ополчение, – доложил я. – Стражей или ревнителей не вижу.
– Очень странно, – Стефан уже оделся и теперь доставал из кофра рельсу.
– Ты сразу к метателю вставай, – пожурил я его. – Паранойить так паранойить.
Граничник только досадливо поморщился на мое замечание.
– Сам подумай – чего им тут делать? Случись чего – они же и минуты не продержатся против низших. Не по уставу простецов так далеко одних отправлять.
– За словами следи!
– Ну самое время сейчас, Оли! Хорошо, прости, не простецов – простых людей! Но ты же понял, о чем я?
– Понял.
– Как ведут себя?
Пока мы говорили, отряд всадников стал ближе метров на триста, так что я мог уже видеть даже выражение их лиц.
– Серьезные. Настороженные. По сторонам смотрят, мух не ловят. Погоди, один из них мне знаком, кажется!
– Кто такой?
– Игумен Сосновского монастыря. Странно, что он тут делает?
– Я, значит, паранойю, да?
Сосновский мужской монастырь – небольшая, но крепкая обитель, стоящая на самой границе безопасных земель Ассамблеи. Стены у монастыря высокие, заговоренные, братия боевая и неплохо вооруженная, случись чего – сама может укорот парочке стай низших дать. Я бы не удивился, если бы патруль состоял из монахов, они и в самом деле лишь слегка уступают Стражам, да и то только за счет модификаций тела. Но тут были общинники почему-то во главе с настоятелем монастыря. Того самого, в который мы намеревались заехать, чтобы дать знать епархии о нашем возвращении с важными сведениями.
Пришлось согласиться со Стефом – все это было очень странно.
– Оглядись, – велел он мне. – Они точно одни?
Не удаляя дрона, следящего за патрулем, я вторым описал вокруг нас круг и никого больше не обнаружил.
– Тогда останавливай их на пятистах метрах, будем говорить.
С этими словами граничник отложил винтовку и встал за метатель. А я поймал себя на мысли, что радуюсь возвращению напарника. Не подопечного, не воспитанника, а именно напарника. Того, кто учитывает твое мнение, но при этом способен действовать самостоятельно.
В том, что Стефан так всполошился, обнаружив отряд ополчения во главе с монастырским игуменом, не было ничего странного. Хотя, конечно, стороннему человеку это могло показаться необычным – ну как же, братьям по вере да и не радуется, подвоха ждет! Однако сторонний этот был бы полностью не прав, поскольку понятия не имел, насколько жестко внутри Ассамблеи царит устав.