И он рассказал им о «Грабителях», о двукратной катастрофе при спуске клипера и о покушении Надода взорвать его.
Гаттор удивлялся только тому, что новое покушение было поручено эскимосам.
— Но ведь немой-то вовсе даже и не эскимос, — произнес вдруг плотник яхты. — Я его видел прежде, чем он надел зимнюю одежду. У него совсем не эскимосский, тип. Он европеец.
— В таком случае, друзья мои, медлить нельзя, — сказал Гаттор. — Необходимо сейчас же ехать по следам экспедиции. Вероятно, замыслы злодеев не ограничились одной миной.
Оставив корабли под надзором всего четырех человек, оба экипажа, забрав с собой провизии на один год, отправились на север, руководствуясь компасом.
Разумеется, этот рассказ только увеличил тревогу Грундвига. Два отряда соединились и быстро поехали вперед. Мы уже видели, что им удалось догнать экспедицию на последней станции.
Удивлению Бьёрнов не было границ, а ярости Надода, узнавшего, что все его планы рухнули, не было меры. Он едва не задохнулся от злости, лежа с заткнутым ртом. Фредерику стало жаль его, и он велел снять с его рта повязку.
Негодяй воспользовался этим для новых ругательств.
— Что, господа? Вы думали, что я совсем уничтожен, а я жив еще. И товарищество наше живо, вы сами скоро это узнаете… Глупцы! Вы потратили целых полгода на поиск трупа, а тем временем замок ваш сожжен «Грабителями», а юный брат ваш Эрик убит…
Едва он успел это сказать, как Эдмунд, не помня себя, бросился на него, схватил его за горло и вскричал:
— Ты лжешь, негодяй! Признавайся, что ты солгал, иначе я задушу тебя собственными рук…
Бедный молодой человек! Он не договорил. Надод воспользовался его волнением, выхватил из-за его пояса собственный его кинжал и вонзил это оружие ему в грудь по самую рукоятку.
Эдмунд вскрикнул и упал мертвый.
Дружный крик ужаса вырвался у всех присутствующих. С помутившимся взглядом Фредерик схватился руками за голову и упал без чувств.
Тогда Гуттор быстрее молнии подскочил к злодею.
— Наконец-то ты мне попался, — проговорил он со зверским смехом. — Теперь ты от меня не уйдешь.
Не сказав больше ни слова, он вырвал из рук Надода кинжал и, взяв его голову, зажал ее между своими ладонями и начал сдавливать, не торопясь, с рассчитанной медлительностью и постепенностью.
— Помнишь старого Харальда, которому ты раскроил череп? — приговаривал богатырь. — Помнишь Олафа, заколотого тобой?
При каждом слове ладони богатыря сжимались все сильнее и сильнее.
— Сжалься!.. Убей меня разом! — стонал Надод.
— Погоди немножко, — продолжал Гуттор, смеясь зловещим смехом. — Смерть — это избавление от всех бед. Надо ее сперва заслужить.
Он разжал немного ладони и прибавил:
— Проси прощения за все твои подлости и злодеяния.
— О! Прости! Прости! Сжалься!.. Убей поскорее!..
Сцена была такая невыносимая, что все отвернулись. Руки гиганта сжались в последний раз. Череп злодея затрещал, и мозги брызнули вверх до самого свода пещеры.
Гуттор выпустил из рук бездыханное тело, сам сел в уголок и зарыдал, как ребенок.
Когда Фредерик очнулся от обморока, то оказалось, что несчастный герцог Норландский сошел с ума!..
* * *
В продолжение многих лет туристы, посещавшие Северную Норвегию, встречали близ развалин старого феодального замка Розольфсе молодого человека, которого всегда провожал почти столетний старик. Молодой человек забавлялся тем, что срывал мох и цветы, росшие среди развалин.
Когда ему мешали в этом занятии, он останавливался и, вперив вдаль свой мутный взгляд, бормотал:
— О, Красноглазый, Красноглазый!
Но вслед за тем он сейчас же впадал в прежнюю невменяемость и опять принимался играть своими цветочками…
