Но теперь уже заинтересовался лейтенант. Он приказал жандармам отодвинуть кровать, и тут обнаружил лаз, а под ним подполье.
Он обернулся и посмотрел на Давида. Оба они вспомнили, как хитроумно провела его Анжела Тереса, когда он собрался пошарить под кроватью.
— Вы знали об этом, — сдвинул лейтенант брови.
— Тогда нет, — покачал головой Давид. — Потом, разумеется, узнал.
— А вы? — продолжал он, указывая на Анунциату. Люсьен Мари поспешно взяла ребенка, потому что Анунциата так затряслась, что чуть его не уронила. Она упала на колени, подняла вверх сцепленные руки.
— Это все Анжела Тереса!.. Это она меня заставила… Ведь она здесь хозяйка… а я только бедная служанка… я всегда ее предупреждала и говорила, что не повезло Мартинесу Жорди…
Она была такая маленькая, сгорбленная. Маленькая, недалекая и напуганная. Для нее жизнь, сама сладостная жизнь, была только будничными хлопотами по хозяйству в чужом доме. Она любила эти хлопоты. Чужой дом? Ах, до чего же неважно, кто записан на бумаге его владельцем, когда приходит старость! Никто не может ходить больше, чем по одному полу, сидеть больше, чем на одном стуле, умереть больше, чем в одной постели; а потом тебе вообще не нужно уже ни пола, ни стула, ни кровати, ты не можешь взять их с собой. Всем этим она пользовалась так же, как Анжела Тереса, поэтому этот дом был также и ее домом. Больше даже ее, потому что все эти вещи знала и использовала именно она. Она никогда не знала мужчины, но любила старый большой веер, которым каждое утро раздувала огонь в очаге, и выкрашенный в черную краску горшок, в котором они варили себе рыбу и картошку. У нее не было детей, о которых ей нужно было бы горевать или заботиться, зато она всегда очень аккуратно, вечером и утром, выпускала погулять старую собаку и клала кости из супа в ее миску.
Нельзя сказать, чтобы она не любила Жорди, или еще кого-нибудь, но мысль о том, что ее могут заставить покинуть этот дом и все, к чему она здесь привыкла, была для нее непереносимее, чем смерть Жорди или кого-нибудь другого.
Она была как старая кошка, привыкшая больше к дому, чем к людям.
Давиду и Люсьен Мари было тяжело смотреть на эту сцену, и они отвернулись, лейтенант сделал движение, заставившее ее замолчать и стушеваться.
Единственным человеком, не испытывавшим ни страха, ни волнения, оказалась Анжела Тереса. Она просто ничего не слышала. Села на свой обычный стул с высокой спинкой. Она очень устала. Она сказала то, что хотела сказать, на жандармов и на их рыскание по дому она не обращала внимания. Теперь она сделала слабую попытку поиграть с ребенком на коленях у Люсьен Мари, но он был для этого еще слишком мал.
Она была в своем роде уникумом: человеком, не привязанным уже ни к каким вещам. Ее ни капли не беспокоила ее собственная судьба. Она осталась здесь для того, чтобы читать ночью молитвы над усопшим и принять к себе в дом этого крошечного человечка.
Люсьен Мари поняла это как следует только когда Давид ушел с лейтенантом, и одиночество зажало ее в свои тиски. Анжела Тереса ее не утешала, но сама ее отрешенность, ее незатронутость страхом несли успокоение и прохладу, как воздух над вершинами гор.
Весть о преступлении уже успела распространиться по Соласу. Поскольку был праздник и месса кончилась, делать было особенно нечего, и многие решили прогуляться.
Сначала все поступали так, как та маленькая группа сразу же после убийства, толпились вокруг все еще отчетливо видневшегося пятна крови и боязливо посматривали на дом.
Но этого им казалось недостаточно. Всем хотелось увидеть Жорди.
Чем более недоступным и охраняемым выглядел дом, тем сильнее становилось желание увидеть покойного.
Некоторые женщины взяли с собой из дому цветы, чтобы положить их на его смертное ложе. Смерть ведь всегда смерть.
На часах стоял один-единственный жандарм. Сначала он всем отказывал, но когда все больше и больше женщин стало теснить его и требовать, чтобы он их впустил, он сдался под их напором.
Получилась пробка, так что ему пришлось открыть заднюю дверь, чтобы дать им возможность выходить оттуда. Он создавал видимость нерушимой силы, поддерживая строгий порядок в очереди.