Всю жизнь она верховодила в доме, и знала, что нужно делать и как; но то, что произошло здесь сегодня, было намного выше ее понимания. Она обрадовалась при виде Люсьен Мари. Обрадовалась возможности опять сделаться служанкой, не несущей бремя ответственности.
— Ах, сеньора, какая радость — в этот день таких несчастий! — воскликнула она и заплакала, не скрывая своих слез. Давайте сюда плащ… дайте, я займусь малюткой…
Люсьен Мари похлопала ее по коричневой морщинистой руке и отдала Пера на ее попечение. Сейчас ее мысли были заняты совсем не ребенком.
— Можно мне его посмотреть? — спросила она тихо.
Давид переадресовал вопрос лейтенанту, и тот кивнул утвердительно. Они вместе вошли в безмолвную комнату за двухстворчатыми дверями.
Лейтенант посмотрел на свои часы и начал нервно ходить взад и вперед по комнате. Все это дело было ему не по душе. Он быстро обрезал попытку ретивого жандарма похвалиться своим подвигом; он уловил выражение отвращения у Давида, и, что еще хуже, смог его понять. Он тут же выслал жандарма из комнаты.
Ему не стало легче, когда молодая женщина, заплаканная, вышла от покойного вместе с Давидом. Он пошел навстречу Давиду, кашлянул и сказал:
— Я должен отправляться. Вы идете со мной.
— Нет! — воскликнула Люсьен Мари, это был скорее стон, чем слова. Давид сжал ее руку, успокаивая, призывая к молчанию.
— Я иду, — сказал он. — Я задержан?
— Да.
— За что?
Офицер сказал возмущенно:
— Вы давали ложные показания и скрывали у себя преступника. Вы это отрицаете?
— Нет. Я только хотел услышать официальное обвинение, — сказал Давид.
Ему было разрешено взять с собой портфель с принадлежностями для туалета, и после некоторого колебания лейтенант дал Люсьен Мари разрешение его проводить.
— Если вы даете честное слово не делать попытки к бегству, — тут же оговорился лейтенант.
— Даю честное слово, — заверил Давид. — Больше того: заявляю, что ни при каких обстоятельствах бежать не намерен, и если через какое-то время меня вдруг найдут, застреленным при попытке к бегству, так это будет убийством.
Офицер потемнел от ярости.
— Это оскорбление, — вспыхнул он, — Вы живете в государстве правопорядка!
Давид ничего не ответил, но взгляды обоих непроизвольно обратились к закрытым дверям.
Они остались одни. Одни — несколько украденных минут. Казалось, Люсьен Мари вот-вот упадет в обморок; Давид в тюрьме, и опять она во власти страха и нависшей опасности, как во время оккупации.
Он взял ее за плечи и попытался вдохнуть в нее мужество. У него тоже была минута слабости, но ее страх и тревога вернули ему спокойствие.
Мы знали, на что шли. Мы ведь не жалеем, что поступили именно так, скажи?
Нет, она не жалеет.
Деньги. Он не успел их получить, а те, что у него были, он отдал как задаток Антонио.
— У меня есть, — неожиданно сказала она. — То есть у Пера, Вчера я получила письмо из дому, и в нем был чек, подарок Перу ко дню рождения.
— Рано ему приходится содержать своих престарелых родителей, — невесело усмехнулся Давид.
Но сегодня они не могли улыбнуться по-настоящему; просто черты лица у них обострились еще больше.
— Как ты думаешь, сколько… — спросила она с трепетом.
На это он не мог ответить.
— Будет суд, так большой срок дать мне не могут. А вот если все пойдет втихомолку — тогда тебе придется поехать в Париж и обратиться там в консульство и к юристам…
Анжела Тереса вышла в холл в тот момент, когда они собрались уходить. Она спросила оскорбленно:
— Вы уходите — сегодня?
— Мне совершенно необходимо, сеньора Анжела Тереса.
— Пойдемте, — приказал лейтенант.
Тогда Анжела Тереса все поняла — и засмеялась. Это были довольно-таки жуткие звуки — смех, потерпевший крушение, чувство, сошедшее с рельсов. Было видно, что лейтенанту хотелось убежать.
Не колеблясь, она сделала вызов представителю власти:
— Вы собираетесь арестовать его за то, что он помогал Эстебану? А он и понятия об этом не имел! Он ведь иностранец и знать ничего не знал о том, что мы здесь замышляли! Пойдемте, вы увидите, как все было хорошо подготовлено. Пойдемте, я покажу вам убежище. Анунциата, отодвинь кровать!.. Что там такое? — спросила она и внезапно остановилась, увидев ребенка на руках у Анунциаты.
