— Почему? — холодея, спрашивала Шаролта.
— Не знаю, — отвечал Доминич. — Чего пристаешь? Я не виноват… таков закон!
Шаролта недовольно покачала головой.
— А я должна страдать от глупых законов…
И дворничиха раз десять на дню выбегала, подстерегала в подворотне, слушала, нет ли в мастерской сапожника каких-нибудь подозрительных шорохов. Иногда она заходила к Фицекам.
— Как поживаете, господин Фицек? — спрашивала она.
«Чтоб проказа разгрызла твое сердце! — думал Фицек. — Очень тебе нужно, как я живу! Знаю, почему приходишь».
— Хорошо, госпожа Доминич, хорошо! — отвечал он громко.
Шаролта заглядывала и за этажерку: может быть, заметит что-нибудь — тюки, разобранную кровать? Но все было в порядке.
Господин Фицек стоял у окна, глядел на грязную улицу, на пузыри луж. На той стороне улицы остановился человек огромного роста, поднял ногу, посмотрел на башмак и глянул в сторону мастерской.
Господин Фицек открыл дверь.
— Пожалуйста, почтеннейший. Чем могу служить?
— Башмаки продырявились. Чинить бы их надо, да других нет. Можно подождать?
— Конечно, почтеннейший. Стоит полтора форинта.
— Все в порядке, хозяин.
Заказчик снял башмак. Он сидел в дырявых носках, под ноги г-н Фицек положил ему тряпку. Мастер вертел ботинок, но к работе не приступал, смущенно смотрел перед собой.
— Простите, почтеннейший… не могли бы вы дать мне немного денег вперед? У меня дома нет подошв… и денег нет.
Заказчик, не говоря ни слова, вытащил из кармана форинт.
— Возьмите, — сказал он. — Чего прощать? Вы тоже, хозяин, здорово, видно, живете…
Фицек взял деньги, побежал к кожевнику. На шестьдесят крейцеров купил кожи и примчался обратно. «Заработал на обед», — подумал он печально.
И пока мастер работал, они разговорились. Через пятнадцать минут г-н Фицек рассказал о своей беде. Заказчик огромного роста слушал пигалицу-мастера. Вышли из-за этажерки и ребята, стали в ряд, как трубы органа, самый высокий с краю, а самый маленький сидел на полу. Громадный человек неожиданно сказал:
— Я помогу вам!
— Каким же образом, почтеннейший, каким же образом?
— Потом скажу. Приходите вечером в «Маленькую грязнуху».
Работа была готова через час. Фицек вырезал бумажную стельку и в виде подарка вклеил ее в ботинок, чтобы гвозди не кололи ноги «почтеннейшего».
Заказчик, обещавший помочь, был Шандор Батори Японец, недавно вышедший из тюрьмы, где сидел три месяца «за нанесение тяжелых телесных повреждений Шниттеру». Он зашнуровал ботинки, попрощался с мастером за руку и каждому из ребят дал по медному крейцеру.
3
Через неделю в маленькой мастерской и квартире наступила тишина, точно в склепе. Г-н Фицек приказал детям немедленно заснуть, хотя было только восемь часов вечера. Перешептываясь с женой, они прошли в отгороженную этажеркой мастерскую. Ребята как ни прислушивались, ничего не понимали; только иногда выскакивало из шепота одно и то же слово, горячее и нетерпеливое: «Понимаешь?» Но это слово произносилось так быстро, что для испуганных ребят оно превратилось в бессмысленный набор звуков.
— Пмаешь?
— Пмаю… пмаю… пмаю…
Затем снова шепот. Жена совсем наклонилась к губам Фицека и широко раскрыла глаза, вся превратившись в слух, спросила:
— Что?.. Еще раз…
И Фицек тихо шептал. Они были точно две мухи, запертые в жестяную коробочку.
— Пмаешь? Пмаешь? Пмаешь?
— Пмаю…
Опустили штору, ждали, пока заснут ребята. Но непривычное время и непривычная обстановка только возбуждали воображение детей: сон никак не приходил. Г-н Фицек несколько раз заглядывал назад, в комнату. Ребята в это время быстро закрывали глаза. Но Фицека нельзя было обмануть, и, стремясь к полнейшей безопасности, он задул лампу.
Тогда отец с матерью уселись рядом перед этажеркой в мастерской. Их обступила густая темь, только сквозь щели шторы просачивался тощий свет газовых фонарей. Они уже все обсудили, теперь надо только выпадать, когда можно будет приступить к делу. Печально и одиноко провели г-н Фицек и его жена последний день в мастерской дома № 26 по улице Мурани осенью 1905 года за опущенными шторами после стольких лет, стольких планов, борьбы и страданий…
