Секретарь адвоката, пока заполнял анкету, думал: «Сапожник небось в стельку пьян».
Наступила тишина. В этот поздний вечерний час в конторе адвоката уже не было никого. На стене висел написанный маслом портрет Лайоша Кошута. Горели два газовых фонаря. Слышался шум проносившихся трамваев. Фицек тяжело вздыхал:
— А как вас величают, сударь?..
— Я секретарь адвоката, доктор Карпати.
— Господин доктор, эта демократическая партия… помогает ремесленникам?
— Только она и помогает, господин Фицек, она одна и помогает.
— Господин доктор, речь идет о счастье семьи.
Секретарь положил в карман пилочку для ногтей и наклонился к Фицеку.
— Видите ли, господин Фицек, каждому ремесленнику, принадлежащему к демократической партии, сейчас важнее всего познакомиться с основными вопросами национального сопротивления. Без этого вы не можете вступить в демократическую партию. Это отвечает жизненным интересам ремесленника. Вы усвоили их?
— Жизненные интересы?.. Да, господин адвокат, в этом как раз и дело… Жизненные интересы. Если вас это не слишком затруднит, быть может, вы расскажете мне?
— С удовольствием объясню, только слушайте внимательно… Одиннадцатый параграф двенадцатого закона тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года гласит: «Вследствие конституциональных княжеских прав его величества в области военного дела все, что относится к единому командованию и внутренней организации всей армии и, таким образом, венгерской армии, как дополнительной части всей армии, передается в распоряжение его величества». Ну вот, это является законом, относящимся к соглашению, — продолжал доктор Карпати. — Я надеюсь, что вам все понятно?
Фицек подтвердил, и капли пота выступили у него на лбу.
— Так вот, — продолжал доктор Карпати все быстрее, — имеются три общественно-правовых объяснения. Согласно первому — этот закон не содержит используемого королем права определять язык командования и службы. Согласно второму объяснению — королем не разрешено, но все-таки на этой основе им было применено это право. И согласно третьему объяснению, право определить язык командования и службы в законах имеется…
Господин Фицек вытирал вспотевший лоб и остекленелыми глазами смотрел только на губы адвоката: как они открываются и закрываются, он говорит что-то, произнося отдельно каждое слово по-венгерски, но все вместе нельзя понять. «Что этот человек хочет от меня? Что он хочет?»
Помощник адвоката продолжал:
— …Как раз в этом месте расходится наша точка зрения со взглядами оппозиции. Во всем остальном мы согласны, но здесь, господин Фицек, мы, к сожалению, расходимся. Что отвечает оппозиция на последний пункт? Она, уважаемый господин Фицек, отвечает, что эта точка зрения либеральной партии является правовым отказом. Она защищается против этого тяжелого обвинения тем, что подтверждает свою точку зрения опытом системы венгерского государственного права…
Господин Фицек вцепился в стул, в горле у него клокотало, глаза впились в Лайоша Кошута, но портрет строго смотрел на него. Уже и спина у г-на Фицека взмокла, а губы адвоката все еще двигались, губы все еще говорили. Слова текли и текли.
— Разногласие между нами, господин Фицек, начинается с того, что это право считается переданным королю согласно восьмому закону кодекса тысяча восемьсот пятнадцатого года, а право определять язык команды и службы — на основании одиннадцатого параграфа двенадцатого закона тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года. Так вот, сударь, это неверно!.. Что с вами? Вы плохо чувствуете себя? Может быть, дать вам стакан воды?
Господин Фицек дрожащими руками взял протянутый ему стакан воды и выпил. «Я сошел с ума! — подумал он. — Совсем спятил. Только бы он не заметил, а то не впустит к Важони…»
— Нет, пожалуйста, ничего… мне только очень жарко. Вы правы, господин адвокат, на меня можете рассчитывать. Нельзя допустить.
— Я очень рад, милостивый господин Фицек, что мы поняли друг друга. Послезавтра пойдем на демонстрацию со всей оппозицией, но, пожалуйста, не забудьте этих основных различий. Простите, звонят. Я думаю, что это господин депутат.
