— Подвинься, — зашипела она на мальчика, — и не клади локти на стол!
Мартон снял локти со стола и подвинулся.
— Дай мне холодный сироп!
Мартон с кислой миной подошел к холодильнику и вынул пустой стакан.
— Ты опрокинул мой сироп? — закричала жена Иллеша.
— Да, — сказал мальчик тихо.
— Один убыток за другим причиняешь! И это называют помощью!
— Да замолчи ты! — прикрикнул на нее г-н Иллеш. — Зачем ставишь туда стакан? Не может же ребенок в этой суете следить за всем.
— Что за ребенок? Мартон, а не ребенок! Он для тебя уже дороже меня! Ой, господи! Я уже никому не нужна…
После обеда г-н Иллеш переоделся.
— Мартон, я поведу тебя в клуб торговцев. Пошли!
Он дал мальчику на дорогу большой длинный леденец. Леденец был такой крепкий, что раскусить его было нельзя. Мартон сосал его с полчаса, наконец ему стала противна его приторная сладость, и остаток конфеты он бросил в урну.
Придя в клуб, г-н Иллеш сел за карты. Мартон смотрел и, не зная игры, скучал. Г-н Иллеш заказал черный кофе. Две трети маленькой чашки он выпил сам, а остаток отдал Мартону.
Мальчик читал «Газету торговцев», из нее он узнал, что центнер цейлонского риса вздорожал на форинт, а горох подешевел, что дядя Иллеш покупает за шестьдесят крейцеров сто сорок штук конфет, за которые ребята платят по крейцеру. Мартону захотелось спать.
— Кто этот мальчик? — спросил г-на Иллеша его партнер по картам.
— Мой воспитанник.
— Ах, так…
Господин Иллеш играл в карты, курил сигары, а Мартон сонными глазами смотрел в окно. По улице шли люди. Он всю неделю не был дома, а теперь бакалейщик, вместо того чтобы отпустить его, задерживает здесь. Г-н Иллеш нарочно не отпускал его, чтобы Мартон отвык от старого дома. Кроме того, и жена убеждала его: «Если мальчишка будет ходить домой, он всю лавку им перетаскает».
Мартон встал и подошел к окну, потом сел, снова встал. «Что делают мама, братья?..»
— Ну, что с тобой? — спросил его г-н Иллеш.
— Я хотел бы пойти домой, — ответил Мартон.
Бакалейщик не спросил даже, что разумеет он под «домом»: Фицеков или его лавку.
— Ну, иди. Когда ты вернешься?
— Или вечером, или с утра.
Мартон сбежал вниз по лестнице. Быстрыми шагами пошел по улице Кирай на площадь Гараи. Мальчик был так рад, что по площади Гараи уже бежал. Он помчался вверх по лестнице на второй этаж и ворвался в квартиру. Радостно задыхаясь, обнял мать за шею.
— Принес что-нибудь? — спросили его дети.
Мартон вытащил из кармана четыре ириса по крейцеру и роздал братьям недельную оплату.
Ночью он спал дома и превосходно чувствовал себя на старом тюфяке. Утром рано встал, тихо напевая что-то, поцеловал мать и быстро пошел, чтобы не опоздать в лавку. Оттуда ему надо было идти в школу. С восьми до двенадцати — школа, потом — обед, и с часу до одиннадцати вечера работа в лавке. Порядочное рабочее время для одиннадцатилетнего мальчика…
— Работай, работай, сын мой, только так и выйдет из тебя человек, — отвечал Фицек, если мальчик жаловался на усталость, — Унаследуешь бакалейную. Верное дело! Великая штука в наше время… Это значит, что из тебя еще что-нибудь выйти может. Бакалейная…
…В один прекрасный день вся школа завшивела. Мартон тоже чесался, но не смел сказать об этом г-ну Иллешу. Он стыдился своих вшей. Мальчик прятался и давил насекомых, притаившихся в швах его штанов. У Иллеша была двуспальная кровать, и ночью мальчика укладывали между супругами. Справа спал г-н Иллеш. Он тяжело пыхтел во сне, лицо его надувалось, губы оттопыривались, и он страшно храпел. Слева ворочалась его жена; она, бедняжка, спать не могла, потому что весь день дремала.
На третий день после того, как мальчик завшивел, жена Иллеша встала ночью, зажгла лампу и что-то вытащила из своей рубашки, поднесла к лампе и завизжала:
— Вошь! Господи Иисусе!..
Мартон и г-н Иллеш спали как ни в чем не бывало. Жена Иллеша в ночных туфлях прошаркала к мужу и разбудила его.
— Что тебе опять? — ворчал бакалейщик. — Вот он, малиновый сироп…
— Вошь! — сказала жена. — Твой воспитанник вшивый.
Дядя Иллеш заморгал.
— Вошь?.. Откуда ты знаешь, что он вшивый?
— Посмотри.
Мартон крепко спал. Бакалейщик подошел к одежде мальчика. Жена его осторожно взяла штанишки, вывернула их наизнанку и поднесла к сонным глазам мужа.
