…Сколько они играли с ней! Как она боролась, как бегала с ними и какая она была умная! Она служила, а если они что-нибудь прятали, искала. Вечером ее укладывали на подстилку из мешка, но ночью собака приходила к их соломенному тюфяку, и тогда ребята тайком брали ее в постель. Даже г-н Штром и его жена, жильцы в их кухне, и те полюбили пса. Г-н Штром сказал:
— Этого пса и цирк Барокальди взял бы с удовольствием. Такой умный пес! Выдрессировал бы его…
— Что вы говорите? — удивился г-н Фицек. — И денег дал бы за нее?
— Немного дал бы, — отвечал Штром. — Очень умный пес.
А Штром знал, что он говорит. Он торговал в парке песенниками, иногда помогал и Барокальди контролировать билеты; зимой продавал жидкость от пятен; словом, он был человеком, видавшим виды.
Мартон страшно гордился тем, что Штром признал достоинства пса, однако его похвала и привела к первым неприятностям. Однажды — это было в тот день, когда г-н Фицек встал с левой ноги, а собака, не зная переменчивого характера хозяина, поспешила приветствовать его, — г-н Фицек пнул ее ногой.
— Убирайся к черту! — крикнул он раздраженно и, как был в подштанниках, выбежал на кухню к жильцу. — Господин Штром! Послушайте! Унесите пса к Барокальди, можете продать за форинт. Если тот даст больше, половина ваши. Только унесите сегодня же. Достаточно с меня и пятерых детей, так еще и пес…
Господин Штром после обеда свистнул собаке:
— Жоли!
Жоли, помахивая хвостом, подбежала к Штрому, хотя внимательный наблюдатель мог заметить, что она виляет хвостом далеко не так приветливо, как тогда, когда ее подзывал Мартон.
— Пошли! — сказал г-н Штром.
Ребята тогда как-то легче расставались с ней. Во-первых, потому, что они надеялись видеть ее; во-вторых, потому, что Жоли должна была стать артисткой в цирке, а это уже почетно. Кроме того, г-н Штром пообещал, что они получат даровые билеты к Барокальди, конечно в будни, а не в воскресенье.
— Когда Жоли будут учить, ее не очень будут бить? — спросил Мартон г-на Штрома.
— Ну, что ты! — махнул рукой г-н Штром. — Жоли! — крикнул он снова, и они пошли.
Прошло полчаса с тех пор, как г-н Штром ушел с собакой. Кому-то из ребят захотелось выйти на галерею. Собака сидела на пороге и, когда дверь открылась, вбежала в комнату. Ее встретили удивленно, но радостно: «Жоли!.. Жоли!..» А собака носилась по комнате как бешеная, притащила все, что только смогла найти и сдвинуть с места: башмаки, тряпки — все в одну кучу.
Вечером, придя домой, г-н Штром рассказал, что собака некоторое время шла с ним, но на площади Тисы Кальмана села и не захотела следовать дальше.
— Вернулась! — ликовал Мартон. — Не хочет стать цирковой артисткой.
…Мальчики шли рядом; пес то забегал вперед, то шел с ними и иногда вопросительно взглядывал на ребят: «Куда мы так далеко идем?»
А Мартон вспоминал… В Неплигете… Они гордо взяли с собой Жоли. У них есть собака, «которая защитит и не даст нас в обиду». И в Неплигете, в толпе, собака вдруг потерялась. «Жоли!..» — кричали они в отчаянии.
— Пишта, ты иди в эту сторону, Банди, ты там ищи ее, Бела, останься у колодца, а я поищу ее у Янчи Паприки, — говорил Мартон. — Потом мы здесь встретимся… Бела, не отходи от колодца, не то еще и ты потеряешься. А если Жоли нечаянно придет сюда, так ты все равно останься здесь, только кричи, что она нашлась…
Они напрасно искали пса: Жоли исчезла. Ребята отправились домой.
— Исчезла собака, господи, песик Жоли… Дяденька, вы не видели собаки?.. Такая вислоухая, умная…
Всю дорогу искали ее, но напрасно: была Жоли — пропала Жоли.
— И почему я не смотрел за ней лучше? — вздыхал Мартон.
Когда дошли до дому, они помчались вверх по лестнице в квартиру.
— Мама! Мама! — закричали сразу все четверо. — Наша Жоли пропала!..
— Она уже с полчаса как дома, — сказала мать.
И тогда из-под кровати, лениво потягиваясь и широко зевая, вылез пес.
— Она так устала, что сразу залезла под кровать и уснула.
— Одна пришла домой, — сказал Мартон. — Потеряла нас и пришла! А как она нашла дорогу? Ведь Неплигет далеко. Она уже полчаса дома? — опросил он мать, — Но ведь тогда ей всю дорогу пришлось бежать. Мама, какая умная собака! Правда?