1
Как привык Мартон к лавке Эде Иллеша, он уже и сам не помнил. Когда-то, когда его отец сапожничал еще на улице Луизы, мальчик бегал за покупками к соседнему бакалейщику — то за молотым перцем на крейцер, то за солью на три крейцера; иногда он брал полкило крупчатки или на два крейцера мятных конфет. Потом Мартон заходил к дяде Иллешу просто так и спрашивал, нельзя ли ему насыпать муку в маленькие кульки.
Мартон предлагал свои услуги без всякой задней мысли; ему нравилась и эта работа, и особенно то, что все его лицо в муке, он работает, как приказчик, — ну уж, по крайней мере, как приказчик-ученик. Мальчик с таким усердием насыпал муку в кульки, что дядя Иллеш едва успевал их взвешивать. Он брался за язычок весов и осторожно подсыпал муку или отсыпал ее от порции, которую подавал ему Мартон. Иногда они раскрывали ящики с рафинадом и развешивали его по четверти и полкило. Когда работа кончалась, Иллеш давал Мартону в подарок кусок сахару.
Когда Мартон начал помогать Иллешу, ему было восемь лет, и сын Иллеша тогда еще был жив. Потом у жены Иллеша началась болезнь печени, а сына их раздавил поезд в то время, когда он красил вагон. Таким образом, Мартон стал для бакалейщика незаменимым помощником, и тот иногда делал мальчику «богатые» подарки.
Однажды в виде награды он подарил Мартону пустой ящик из-под сахара, который стоил, наверно, не меньше шести крейцеров. Мартон при помощи катушек сделал из ящика детскую коляску, и, когда он выкатил своего брата на площадь, Лайчи раздавил трамвай…
А Лайчи лежал спокойно. Все такой же — он не постарел, — все четырехлетний, лежал на кладбище.
Родители получили записочку о том, где лежит Лайчи. Записочку иногда вытаскивали, и Мартон долго смотрел на нее: только всего и осталось от маленького черноглазого Лайчи. Мартон решил, что когда-нибудь он навестит могилу брата, сядет около нее и вспомнит, как они ходили в Неплигет и земля была горячая, а они говорили: «Холодная, холодная, холодная…» И Янчи Паприка…
В такие минуты Мартон садился в дверях мастерской. С неба светила луна, с площади Калвария дул ветер, громыхали трамваи, и мальчик иногда настолько болезненно ощущал свое одиночество, что не мог выдержать дальше и заходил в лавку дяди Иллеша.
— Дядя Иллеш… — говорил он, и углы его губ слегка опускались, глаза были грустными. — Дядя Иллеш, не нужно ли вам помочь?
— Можешь смолоть этот мак.
Тогда мальчик брался за машинку для мака и вертел тяжелую ручку до тех пор, пока пот не выступал у него на лбу и на спине. И от этого на сердце становилось легче.
Дядя Иллеш был такой же, как Швитцер, Швитцер был такой же, как дядя Иллеш. Оба они вставали рано утром, в шесть часов, и работали без приказчиков. Они поднимали штору — и тогда начиналась торговля в лавке.
Сначала приходили любители крепких напитков. Дворничиха пила дюшес с ромом на три крейцера. Потом заглядывал подметальщик. Он пил сливянку. Дворничиха медленно, смакуя, тянула напиток маленькими глотками, а подметальщик одним махом опрокидывал крепкую сливянку в горло. Он крякал два раза и в это время клал на прилавок два крейцера, которые дядя Иллеш тут же опускал в карман халата.
В восемь часов лавочник продавал молоко. В половине девятого у него покупали муку, сахар, кофе и цикорий. Около десяти часов приходили за дровами, в десять покупали салями — салями висело на гвоздике возле надписи «Рис Каролина». В одиннадцать часов Иллеш продавал сыр, русскую рыбу, сегединское мыло. А потом покупали что придется. Кто приходил за сахаром, кто за мукой, кому нужен был имбирь, а кто забыл купить паприки и теперь торопил бакалейщика:
— Поскорее на два крейцера паприки, у меня суп кипит.
После часа появлялись школьники, и тогда дядя Иллеш продавал им конфеты, которые били разложены в витрине: мятные конфеты, ирис, леденцы, «микадо», тянучки, подушечки и т. д.
Часам к двум торговля замирала. Пока жена бакалейщика была еще здорова, дядя Иллеш в такие часы ложился немного поспать. А теперь он дремал, сидя за кассой.
В четыре часа к нему заходил г-н Фицек или обойщик Дарваш. Тогда они болтали обо всем: о вздорожании мяса, о том, что жена содового фабриканта Визи бесстыдно изменяет своему мужу.
