— Я выставлю вас отсюда с помощью полиции. Я имею на это право…
— Вон отсюда! Ты негодяй, сапожничий ублюдок! Где моя палка?
Господин Фицек мигом помчался за палкой, но Пацер, не дожидаясь ее, вышел.
В тот же день к Фицеку пришел адвокат и передал ему официальную бумагу о расторжении договора и даже не потребовал с него подписи.
К этому времени Фицек уже три раза ходил на квартиру к Вайде. На его звонок появлялась прислуга, спрашивала, кто просит хозяина, и, когда Фицек называл свою фамилию, отвечала, что Вайды нет дома, и захлопывала дверь перед носом г-на Фицека.
— Когда он придет домой? — кричал Фицек в дверь.
— Не знаю, — отвечали ему.
«Но что же случилось? — мучился г-н Фицек, когда шел к Вайде. — Я принял кофейную, сделал из нее цветущее заведение, точно вносил арендную плату. Что же случилось? Почему? — Вдруг он стукнул себя по лбу. — Этот негодяй скрывается от меня. Он взял меня, чтобы у Пацера оказался конкурент, потом продал эту дрянную обстановку за тысячу пятьсот форинтов. Заработал без всякого риска тысячу триста форинтов. А теперь я могу катиться?.. Куда?.. О господи! Ты тоже мог бы сорваться с неба… Но что же это такое?»
Вечером он примчался домой. Уже пятый раз ходил он к Вайде, и пятый раз ему сказали, что Вайды нет дома.
— Берта, Берта… — бормотал г-н Фицек распухшим языком.
На другое утро он встал в парадном подъезде дома, где жил Вайда, и стал ждать, когда тот выйдет. «Я брошусь на него! Растопчу! Убью! Попаду в тюрьму — пусть в тюрьму!..»
Около десяти часов из парадного вышел Вайда. Фицек выпрыгнул и загородил ему дорогу.
— Господин Вайда! — завопил он. — Что вы со мной сделали?
Вайда сначала отпрянул, смерил его презрительном взглядом и затем спокойным голосом сказал:
— Не кричите, я не оглох! Что это за тон! Что? Если вы хотите говорить со мной, то говорите тихо, иначе я с вами и разговаривать не буду.
Руки г-на Фицека опустились, и гнев его превратился в мольбу:
— Господин Вайда, пожалейте меня… Разве я не точно вносил арендную плату?.. Подумайте о моей семье… Ну, смилуйтесь!
— Это уже другой разговор, господин Фицек. Вот это я люблю. Так что же случилось?
— Вы продали кофейную Пацеру, — простонал Фицек.
— Господин Фицек, на это я имею право.
Господин Фицек смотрел в одну точку и тихо повторял:
— Право, право…
— Господин Фицек, не отчаивайтесь. Если вы перестанете шуметь, то через две недели я обставлю для вас другую кофейную, и, кроме того, вы получите двадцать пять форинтов.
Фицек похолодел.
— Где обставите?
— На улице Гараи.
— Там тоже надо конкурировать?
— Да.
— Но ведь тогда и там купит конкурент…
— Господин Фицек, ну как вы не понимаете, что дело именно в этом?
Фицек снова тихо забормотал:
— Понимаю, понимаю…
Вайда пошел, и Фицек почтительно и тихо двинулся за ним.
— Потом обставим третью кофейную, — говорил Вайда. — Поняли? Вместе работаем. После каждой продажи вам полагается двадцать пять форинтов.
— Но, господин Вайда, — вздыхал Фицек, — ведь тогда через пять лет в Будапеште не будет улицы, где у меня не было б уже кофейной…
— Ну что же? Тогда мы начнем сначала. У Пацера с домохозяином договор как раз на пять лет. Пять лет домохозяин не может открыть кофейную на улице Луизы. Потом…
— Но, господин Вайда! — вскричал г-н Фицек и запнулся. — Словом, я получу двадцать пять форинтов?
— Да.
— И перееду на улицу Гараи?
— Да. Там помещение гораздо больше. Я бильярд поставлю. В день будете платить два с половиной форинта. Идет?
— Идет, — снова вздохнул г-н Фицек.
Он безмолвно, покорно провожал Вайду до тех пор, пока тот не распрощался с ним, вернее, не отослал его.
Фицек пришел домой и рассказал своей жене, что все в порядке и что он теперь будет жить вечным арендатором и объездит весь город. Но все-таки лицо его было печальным, голос звучал устало, и Фицек не разгорячился даже тогда, когда рассказывал, что надо жить с умом и что Вайда умнее самого кардинала. «И это понятно, ведь он толще кардинала…» Фицек был грустным и после того, как решил, что при сдаче имущества он переменит все свои старые стулья и оставит себе тарелки и приборы.
— Не бойся, Берта! Постепенно и я научусь жить.
