Господин Фицек - страница 211

Осторожнее, молодой человек! Скройтесь с глаз! Вспомните, Петефи, о столетней годовщине со дня вашего рождения! 1 января 1923 года сто одним залпом из замка Хорти праздновали ваше рождение и днем позже, 2 января, арестовали того актера, который читал ваши стихи.

Не протестуйте, молодой человек, против того, что искажали смысл ваших стихов.

До этих пор учили, а продолжение умалчивали, вычеркивали, преследовали:

Молчите! Не будете молчать? Вы поете:

Шандор Петефи пришел на улицу Жасмина и гремит вместе с нами:

На улицу Жасмина, в Кишпешт, в Чепель, на проспект, Ваци, на большую венгерскую равнину пришел поэт угнетенных, Шандор Петефи, и поет вместе с нами:

Да, с нами поэт, этот поэт, а не господин Лайош Поша!

С окончанием лета ребята собрались в школы. Пошел и Мартон. Вернувшись домой, он обратился к матери:

— Мама, господин учитель приказал: все должны принести цветы. Лайошу Поше исполнилось шестьдесят лет.

— Какой такой Лайош Поша? — спросил г-н Фицек.

— Поэт, — ответил Мартон.

— И поэтому мне надо для него покупать цветы? — закричал г-н Фицек.

— Да. Господин учитель приказал.

— Но твой господин учитель лучше бы свои дырявые брюки чесал…

— Откуда я возьму цветы? — сказала мать. — Ведь они же денег стоят.

— Нужно обязательно. Он побьет, если я не принесу!

На пять крейцеров купили белой гвоздики, и мальчик понес ее. Шестьдесят тысяч детей прошли по Милленарскому стадиону перед г-ном Пошей; они клали к его ногам цветы и пели о том, что «готовы пролить кровь за бога, короля и отечество».

«Блерио!» — кричали по всему городу огромные плакаты. Блерио полетит в воскресенье. В Будапешт прибыл французский пилот.

Когда он перелетел Ла-Манш, его фотографии заполнили все газеты. Усатое смеющееся лицо, над ним спортивная фуражка, надетая козырьком назад. Пилотская шапка. По крайней мере, ребята думали, что это пилотская шапка, и, преклоняясь перед летчиком, все мальчишки с улицы Бема и улицы Жасмина перевернули свои кепки.

Блерио должен был лететь с Ракошского поля. Входная плата — форинт, место в ложе — десять форинтов.

Мартон читал афишу. Ему попался в руки какой-то старый журнал, где на картинке Блерио стоит около своего самолета; на нем брюки вроде шаровар, и он смеется. «Только что перелетел пролив из Кале в Дувр. Почти пятьдесят километров пробыл он в воздухе; весь мир рукоплескал ему, праздновал его победу…» И Мартон тоже повернул свою кепку козырьком назад.

— Ты что, сын мой, спятил? — спросил г-н Фицек. — Как ты кепку надел?

— Это шапка Блерио, — гордо ответил Мартон.

— Кто такой Блерио?

— Самолет-чик…

— А, слышал… Ну, пусть себе летает! Все равно только до тех пор будет летать, пока шею себе не свернет. Но я тебе дам «шапку Блерио»! Голову тебе сверну, если не наденешь кепку как следует!

Мартон не любил, чтобы ему сворачивали голову. Это ему не нравилось, хотя бы уже и потому, что тогда козырек снова очутился бы спереди, а лицу «неудобно» было бы глядеть на спину. Пусть лучше и голова и козырек шапки будут в нормальном положении. «Потом, на улице, переверну».

…Летать! Думал он об этом и днем, и в полусне он всегда летал. И это было просто! В полусне он даже не понимал, почему до сих пор не занимался этим. Он отталкивался от земли и летел. Руками разгребал воздух, как будто плавал, и под ним расстилался город Будапешт. Люди удивленно глазели вверх, на то, что вот летит он, Мартон Фицек. И каким легким было его тело! И как приятно было летать! Только греби руками и ногами и лети, лети все выше…